АЛЛЕГРО VIDEO. Субъективная история кино - Петр Шепотинник

— Кстати, саундтрек в фильме очень забавный.

— Да, отличный.

— Наверно, стоит выпустить компакт-диск.

— Хорошая мысль.

— Можно ли сказать, что идея фильма «Мнения сторон» возникла, когда вы нашли хронику?

По-моему, это не столько начало, сколько результат. Да, скорее, результат. Старые черно-белые кадры были взяты из немецкой кинохроники, а я их просто увеличил, до крупного плана. Думаю, в то время никто не заметил, что делал Фуртвенглер, а он вытирал ладонь после рукопожатия доктора Геббельса. Это всего лишь факт. Но за фактом стоят человеческие судьбы, психологические проблемы и много другое. Мы сделали художественный фильм о человеческих проблемах, а посмотрев художественный фильм, зритель задает себе вопрос: а что бы я смог сделать в подобной ситуации? Представьте себе, что вы живете при тоталитарном режиме, скажем, при диктатуре. Как бы вы себя вели? Предложив зрителю ответить на этот вопрос, мы показываем факт. Вот и все.

— А как вы, собственно, нашли эти поразительные кадры?

— Прежде чем приступить к работе над фильмом, я попросил продюсеров показать мне всё, что они смогут найти о Фуртвенглере. Они связались с архивом в Германии, и оттуда прислали немецкую кинохронику. Из всего этого материала мое внимание привлек только один эпизод. Он заинтересовал меня, потому что я заметил, что на сцене что-то происходит, только не разглядел, что именно. Я попросил увеличить этот кадр и увидел, что дирижер что-то делает с носовым платком. Тогда я попросил еще чуть-чуть увеличить, и получилось то, что вы видели.

— Насколько актуальная эта история сейчас?

— В любую историческую эпоху перед нами встают какие-то вопросы. Конечно, вопросы разные, так как условия разные, но нечто общее все же есть. Я не хочу сравнивать ни одну диктатуру с Третьим рейхом, потому что это был единственный период в истории человечества, когда идеологи призывали убивать людей во имя идеологии. Причем делать это научными методами под контролем ученых. Другие диктаторские режимы тоже убивали людей, делали это более спонтанно. Не было такой педантичности. А этот режим убивал хладнокровно, часто без всякой на то причины. Так что это совершенно особый период, хотя диктатура — это диктатура, тоталитарный режим — это тоталитарный режим, и человеку приходится иногда задавать себе такие же вопросы. Были ведь художники при сталинском режиме — скажем, Шостакович, — он мог задавать себе такие вопросы. В Испании, при режиме Франко, или в Чили при Пиночете, да где угодно в мире, от Китая до Венгрии, моей страны, возникали такие политические ситуации, когда нам приходилось задавать такие вопросы, иногда вслух, как вы — мне, иногда нет… Где граница, где предел? Как себя вести в данной политической ситуации? Как обращаться с людьми, которые разворачивают знамя и говорят: «Следуй за мной, и я покажу тебе светлое будущее на тысячу лет. Тебе нужно только признать, что все мои предшественники — преступниками». А через пять лет кто-нибудь другой разворачивает новое знамя и просит вас следовать за ним в другом направлении, говоря при этом: «Тебе нужно только признать, что все мои предшественники были преступниками». Вот так мы и живем в Европе. Меняются политики, меняются преступники… да. И каждый новый лидер утверждает, что все другие — преступники. Так что положение очень сложное. И выдержать это очень трудно.

— Странное чувство — когда герой Харви Кейтеля начинает обвинять Фуртвенглера в коллаборационизме, он делает это так, что к нему начинаешь испытывать неприязнь…

— Американцы никогда не переживали ничего подобного, поэтому они судят обо всем иначе, чем мы, но не забывайте, что американцы — это европейцы, которым надоел такой менталитет, и они покинули Европу 200 лет назад, 100 лет назад, 50 лет назад, вчера, позавчера. Они уехали из Европы с мыслью: «Нет, я не желаю так жить». Американская нация состоит из англичан, ирландцев, русских, китайцев, японцев, венгров, поляков, немцев. Взять хотя бы Голливуд: братья Уорнер — из Германии, Голдвин и Майер — из Германии, в «Юниверсал» Адольф Цукер — из Венгрии, основатель компании «XX век-Фокс» Уильям Фокс — из Венгрии. Как видите, все эти люди из Европы. Просто они решили, что сыты по горло той жизнью. В Голливуде работают и выходцы из России. Они покинули свою страну 50, 60 лет назад. Русские в первом или втором поколении. Они сказали себе: «Все, хватит!» И уехали. Поэтому мы не можем сказать, что американская культура отличается от нашей и что американцы не способны нас понять. Они понимают нас даже лучше нас самих, ибо помнят, что происходило в Европе раньше, из-за чего они и уехали.

— То есть у героя Кейтеля есть личные причины для обвинений?

— Представьте себе человека, который живет в маленьком городке, имеет гражданскую профессию. И вот его одевают в военную форму и говорят: «Ты отправишься за океан воевать с немцами, которые тебе лично ничего не сделали, потому что ты за океаном. Тебе ничто не угрожает, твоей стране ничто не угрожает, но мы должны воевать». И вот он с друзьями едет за океан, и все его друзья погибают. Море крови. Он воюет, воюет, и в конце войны попадает в концлагерь, вроде Освенцима или Бухенвальда, и видит, как тысячи и тысячи голых трупов сгребают бульдозерами. Его охватывает гнев. Он думает: «Как такое возможно? Кто за это ответит?» Не может быть, чтобы во всем были виноваты только Адольф Гитлер, Геринг, Гиммлер и Геббельс, или Бальдур фон Ширах, пять или десять человек. Это же целая система. А как же те, кто работал на авиационных заводах, на химических предприятиях? Как же вся страна? И он, полный негодования, желает найти преступников, которые это сделали, или тех, кто этим преступникам помогал. Это личная сторона проблемы, но есть еще и официальная сторона. Он — офицер, и от генерала поступает приказ: «Вы должны признать Фуртвенглера виновным». Получается, что приказ и личные чувства составляют органичное единство. Вот и всё. Что бы вы сделали в данной ситуации, думая о тех, кто убил ваших близких в России? Как бы вам следовало поступить?