Падение Османской империи. Первая мировая война на Ближнем Востоке, 1914-1920 - Юджин Роган

Со временем турки начали уважать способности британских и французских снайперов. «Мы были поражены тем, что они оказались настолько меткими стрелками, — писал Ибрагим Арикан в своем дневнике. — Мы охотились на врага, а враг охотился на нас». Но, несмотря на это, союзные солдаты продолжали жить в постоянном страхе перед невидимыми убийцами, способными нанести удар в любой момент[306].

Самое удивительное, что, по утверждению союзных солдат, среди турецких снайперов было немало женщин. Ввиду отсутствия каких-либо документов, которые подтверждали бы тот факт, что во время Первой мировой войны в османской армии служили женщины, а также принимая во внимание сегрегацию полов в османском обществе, это утверждение кажется невероятным. В то же время, учитывая многочисленные сообщения солдат Британской армии и АНЗАКа о случаях убийства, ранения или взятия в плен женщин-снайперов, такое заявление трудно сбросить со счетов просто как солдатский миф. Один британский врач записал в своем дневнике, что в их госпиталь на мысе Геллес была доставлена «раненная в руку» турецкая женщина-снайпер — хотя он и не уточнил, видел ли эту женщину лично. Один рядовой из Новой Зеландии рассказывал об этом как очевидец: «Сегодня мы убили снайпершу, но она была застрелена, прежде чем мы узнали, что это была женщина. Здесь много женщин-снайперов. Они очень хорошие стрелки». По словам рядового Джона Грея из Уилтширского полка, воевавшего у Шоколадного холма у бухты Анзак, обнаружение женщин-снайперов потрясло солдат его подразделения сильнее всего. «Они были вооружены и скрывались на деревьях, как и мужчины. Некоторые женщины были одеты в штаны, другие — в длинные серые юбки. Они были очень худые и выглядели так, словно не ели несколько месяцев». Разумеется, на основании этих рассказов нельзя однозначно сказать, действительно ли женщины принимали участие в боевых действиях на Галлиполийском полуострове или же союзные солдаты оправдывали насилие в отношении турчанок, заявляя об их участии в боевых действиях[307].

Не довольствуясь постоянными артиллерийскими и снайперскими обстрелами, союзники и турки регулярно делали подкопы под траншеи друг друга в попытке добраться до врага снизу. Однажды капрал Леймонри проснулся около полуночи в своем блиндаже, разбуженный глухими звуками, доносившимися из-под земли. Прислушавшись, он различил размеренные удары киркой. «Должно быть, это были турки, — записал он в дневнике, — которые делали подкоп, чтобы взорвать наш форт». Он предпочел найти более безопасное место для сна. «Я не хотел бы распрощаться с жизнью, взлетев посреди ночи на воздух в собственном блиндаже». По словам капрала, он больше не чувствовал себя в безопасности в этом секторе траншей, опасаясь, что турки могут взорвать под ним заряд в любой момент[308].

Турецкий лейтенант Мехмед Фасих не так боялся взлететь на воздух, как быть похороненным заживо в результате подземного взрыва. Молодой офицер описал в своем дневнике, как однажды раздался столь мощный взрыв, что у него под ногами затряслась земля. «Это произошло в том месте, где несколько дней назад я слышал звуки кирки, — написал он. — У нас пропало семь человек». Позже в этот же день одному из пропавших солдат удалось самому выбраться из-под завала, к великому облегчению турецкого лейтенанта. «Это самая страшная смерть из всех возможных, — размышлял Мехмед Фасих. — Ты медленно умираешь, пребывая в полном сознании!.. Не дай бог никому испытать такое!»[309]

Жизнь в окопах представляла собой периоды тягостного ожидания, перемежавшиеся ожесточенными атаками. Турки и союзники поочередно проявляли инициативу, обрекая бойцов по обе стороны фронта жить в состоянии вечного напряжения. «Мы все время боялись, что турки снова пойдут в атаку, — писал капрал Жан Леймонри, воевавший во французском секторе. — Но, надо признаться, гораздо больше мы боялись услышать приказ о том, чтобы в атаку шли мы». Преодоление нейтральной полосы под шквальным огнем было страшным испытанием для солдат в окопной войне, хотя ничуть не менее страшно было видеть толпу вражеских солдат, бегущих на позиции обороняющихся со штыками наперевес[310].

Сержант Мориарти из полка Королевских мюнстерских фузилеров так описывал ночную атаку турок, произошедшую в ночь на 1 мая: «Они подобрались вплотную к нашим окопам. Их были тысячи. Они бросились на нас с воплями „Аллах! Аллах!“, и ночь превратилась в настоящий кошмар». Солдаты полка отбивали одну волну атакующих за другой, отчаянно сражаясь за свои жизни. «Когда эти дьяволы подбирались на расстояние ближнего боя, они использовали ручные гранаты, так что впоследствии установить личности убитых солдат можно было только по их жетонам». Мориарти отчаянно сражался всю ночь, а утром перед ним предстало ужасающее зрелище — нейтральная полоса перед британскими окопами была буквально завалена телами сотен турецких солдат. «Пока я живу, я не забуду эту ночь», — написал Мориарти[311].

Австралийский военный поэт Харли Мэтьюс в своих стихах попытался передать тот ужас, который наводил на союзных солдат чуждый уху османский боевой клич «Аллах»:

Каждая атака превращалась для солдат в беспощадное крещение огнем — и становилась тяжелым травматическим опытом, который выжившие не могли потом забыть до конца своих дней. «Жизнь в окопах нельзя было назвать райской, — писал французский капрал Леймонри. — Но даже на ее фоне штыковые атаки были настоящим адом. Турецкие пулеметчики и стрелки выкашивали наших людей, прежде чем те успевали перебраться через бруствер»[313].