Волк - Генри Лайон Олди

– Это отвратительно! – прошептала Н'доли.

Тумидус кивнул, внимательно следя за мучениями гуля.

– Доволен? – спросил Папа Лусэро.

Легат не ответил.

Вой стих. Гуль по-прежнему подвывал, но теперь это звучало иначе. Так стонут от удовольствия, спариваясь с самкой. Конвульсии обернулись дрожью, похожей на предвестие оргазма. Гуль вытянул шею, прогнул спину: всё говорило о том, что тварь испытывает сильнейшее наслаждение. О сопротивлении гуль больше не помышлял. Он катался по песку, вбирая в себя максимум пурпура, терся о малейшее возвышение, набирал полную пасть золота. С каждым движением он удалялся от границы, стремясь к зареву, солнцу, сердцу. Накиньте на людоеда аркан, потащите его назад на веревке – не оставалось сомнений, что гуль станет сопротивляться из последних сил, сдохнет, а не прервет гибельный путь в Кровь.

– Он растворяется, – сказала Н'доли.

Легат вытер пот со лба:

– Вижу. Это неважно. Этого следовало ожидать.

– Что же тогда важно?

– Главное, что он счастлив.

Гуль уходил в песок. Растекался лужей, продолжая стонать от счастья. Капилляры всасывали хищника, гнали по сети сосудов к зареву: от границы – к солнцу. Волны пробегали по пустыне, расчерченной красным; волны, чей ритм завораживал. Минута, другая, и от гуля не осталось даже шерстинки.

– Вам нельзя в Кровь, – оставаясь в седле, легат повернулся к Рахили и Папе Лусэро. – Всё ещё хуже, чем я предполагал. Здесь, у края, вы сопротивляетесь, а значит, способны вернуться. Зайди вы дальше…

– Мы прекратим сопротивление, – сказал ангел.

– Счастье, – прошелестел паук. – Я захлебнусь этим сраным счастьем. Я на четвереньках поползу в пурпурную задницу. И не говори мне, что это сердце! Радоваться, превращаясь в дерьмо… Парень, я не создан для этого.

Тумидус молчал. Опустив голову, он разглядывал что-то под копытами своего жеребца. Вернее, под копытами коней – в увлечении погоней коллант остановился не на границе Крови, а дальше, в песке, рассеченном сетью капилляров. Кровь по-прежнему не реагировала на коллантариев. Пурпур медлил подняться по живой плоти, золото оставалось равнодушным к незваным гостям. Но не это заинтересовало легата. Он спешился, присел на корточки, взял горсть песка на пробу.

– Что там? – рявкнул Папа, не отличавшийся терпением.

– Вот, – легат протянул песок антису. Свободной рукой Тумидус обвел пространство, занятое конным отрядом. – Видишь?

Внутри колланта песок был свободен от крови. Красное отступило, убралось за внешнюю границу отряда. Жеребец ударил копытом, взметнув вихрь песчинок: обычных, бледно-желтых.

– Микро-Ойкумена, – сказал Тумидус. – Брамайны, варвары, вехдены, помпилианцы, вудуны… Вот это и есть Ойкумена. Разные в одной связке. Мы несем Ойкумену с собой, Папа. Жаль, мы не сможем растянуться пошире. Если связи порвутся, колланту конец.

* * *

– Эксперт, – сказал Тумидус, разглядывая руку.

«Юлий Сергий Тумидус» – значилось на голографическом ремешке, обвивавшем левое запястье Юлия. И ниже, «моргающим» шрифтом: «Эксперт по энергетике. Допуск А-38-бис». Нанопроектор был впрыснут в кровь носителя. Поймай Юлия злобные шпионы, отруби ему руку по локоть, пытаясь выведать сокровенные тайны империи – голография перебралась бы выше. Обвилась вокруг плеча, шеи, лба, возвещая городу и миру: вот она, важная шишка, у которой допуск – ого-го, и закрыли тему.

При выходе из «объекта 12-прим» – частного отеля, принадлежащего не то разведке, не то импербезу – ремешок переходил в слепой режим. К чему пугать прохожих и официанток в кафе?

– Хуже нет быть экспертом…

Который день Юлий не ночевал дома. Звонил Валерии по закрытому каналу, два раза в сутки: утром и вечером. Докладывался: жив-здоров, кормят по расписанию. Очень занят, люблю-целую. Люблю-целую, отвечала Валерия. В голосе жены звучала заботливость без признаков тревоги. Юлий не знал, что наговорили Валерии спецы-психологи госпожи Зеро, но супруга восприняла длительную «командировку» мужа спокойно.

Настолько спокойно, что впору обидеться.

Звонки жене делили время на «до» и «после». После вечерней связи Юлий ложился спать. После утренней – работал. Если, конечно это можно было назвать работой. Ежедневные данные по рабам, принадлежащим экипажу «Дикаря». Рабы тех, кто предположительно мертв. Рабы тех, кто предположительно жив. Нормативы. Отклонения. Состояние ресурса. Спонтанные освобождения. Вторичное клеймение. Жидкий стул. Грибок на ногах. Раннее облысение. Проклятье! – информация множилась, ветвилась, превращалась в дремучий лес. Юлий проламывался в чащу, строил гипотезы, разрушал их до основания, возводя на обломках новые. Если бы он мог, равнодушие к рабам давно превратилось бы в лютую ненависть. К счастью, этого он не мог. Ненависть оставалась на долю тех, кто далеко-далеко, за краем Ойкумены, играл в страшные игры с его сыном.

Злой, как собака, Юлий шел обедать.

Ужинать.

Звонок Валерии – и на боковую.

Юлий завидовал брату. Дико, бешено, до звонкой боли в висках. Гай был там. Гай делал, а не ждал, сидя пауком в паутине. Зависть не распространялась на способность брата выходить в большое тело. Гай мог быть там и без колланта – легатом галеры, входящей в состав спасательной эскадры. Про эскадру Юлию никто ничего не сказал, но не идиот же он, в конце концов! В финале совещания, на котором ему и госпоже Зеро – верней, госпоже Зеро и ему – удалось отговорить ястребов из разведки от идеи уничтожения целой планеты, Юлия вежливо попросили покинуть зал. Он ушел без возражений, втайне усмехаясь. Зачем скороспелому эксперту по энергетике слышать список кораблей, уходящих в секретный рейд?

Меньше знаешь, крепче спишь.

Снилась пустыня. Песок, красный от закатного солнца. Марк стоял рядом, любовался закатом. Как жизнь, спрашивал Юлий. Марк пожимал плечами. А потом уходил – в солнце. Юлий кричал, звал, умолял прекратить. Марк не спорил – возвращался, вставал слева от отца. И все начиналось заново: как жизнь, плечи поднимаются и опускаются, первый шаг, второй, дорога в солнце, просьба вернуться… Утром Юлий удивлялся, почему не просыпается среди ночи. Карусель однообразного, а главное, бессмысленного сна изматывала хуже дневной нервотрепки.

– Срочный вызов! Повторяю: срочный…

Сфера коммуникатора по кромке светилась ярко-алым. Защита от прослушивания, броня радиоволн. Юлий коснулся сенсора приема и, честно говоря, испугался, увидев рыжую шевелюру Нумы Сальвуса. С некоторых пор всё, что было связано с рабами Марка, вызывало у Юлия безотчетный страх. Особенно он боялся новостей.

– Слушай! – забыв поздороваться, заорал Нума. – Нет, ты послушай! Ты только сядь, а то упадешь…

Лицо Нумы уплыло в сторону. Его сменила другое лицо: выразительностью оно соперничало с дубовым чурбаном. Раб, понял Юлий. Нума что, хочет, чтобы я переговорил с рабом?