Бизнес-приключения. 12 классических историй Уолл-стрит - Джон Брукс

У некоторых компаний, как у некоторых животных, есть свои персональные оводы, которые кусают только их и никого другого. Имеется такой и у General Electric. В данном случае противное насекомое зовут Луисом Брузати. Этот житель Чикаго был на 13 последних ежегодных собраниях акционеров и внес 31 предложение, и все были отвергнуты при голосованиях большинством в 97 %. Мистер Брузати, седовласый джентльмен, похожий на футболиста, присутствовал и теперь, но на этот раз выступал не с предложениями, а с вопросами. Во-первых, он хотел знать, почему пакет акций, которыми владел мистер Филипп, стал на 423 акции меньше, чем был в прошлом году. Филипп ответил, что акции были им переданы в фонд поддержки семей, и мягко, но значительно добавил: вообще-то он мог бы сказать, что это не дело Брузати, и вообще, он, Филипп, имеет право на конфиденциальность. Брузати не преминул заметить, что в данном случае мягкость уместна более, чем многозначительность, и сделал это безупречно монотонным голосом; многие акции мистера Филиппа были приобретены как опционы, по привилегированным ценам, недоступным другим акционерам, и более того, сам факт, что объем пакета акций мистера Филиппа указан в уведомительном письме, уже свидетельствовал о том, что, по мнению комиссии по ценным бумагам и биржам, господин Брузати как раз имел полное право поинтересоваться. Коснувшись вознаграждений, получаемых директорами, Брузати узнал, что за последние семь лет они увеличились с 2500 долл. в год до 5000 долл. в год, а затем и до 7500. Последовал такой диалог:

— Кто, кстати, устанавливает размеры вознаграждений?

— Размеры вознаграждений устанавливает совет директоров.

— То есть совет директоров сам устанавливает для себя размеры вознаграждений?

— Да.

— Спасибо.

— Спасибо и вам, мистер Брузати.

Потом на утреннем собрании развернулись долгие и красноречивые выступления акционеров на тему достоинств Юга вообще и компании General Electric в частности, но я по-прежнему думал об изящном обмене уклончивыми репликами между Брузати и Филиппом, так как они ознаменовали дух этого собрания. Только после перерыва, объявленного в 12:30, мистер Филипп объявил об окончательном составе только что избранного совета директоров. Накопительное голосование было отвергнуто большинством в 97,51 % голосов. Теперь-то и до меня дошло, что здесь обошлись без топанья ногами, свиста и криков, как в Детройте, поскольку против профессиональных акционеров не использовали местный патриотизм. Я понимал, что G.E. держала в рукаве какие-то крапленые карты, но партию она выиграла чисто, не переворачивая доску.

Каждое из собраний, которое я посещал, выделялось отчетливой характерной тональностью. Тональность собрания Pfizer&Co., разветвленной химико-фармацевтической компании, — дружелюбие. Pfizer, все предыдущие годы проводившая ежегодные собрания в своей бруклинской штаб-квартире, внезапно изменила привычкам и провела его в логове своих самых голосистых противников — в центре Манхэттена. Однако все, что я там увидел и услышал, убедило меня: побуждением к переезду послужило не дерзкое желание подразнить льва в его логове, а в высшей степени немодное стремление совершить пышный выезд. Кажется, Pfizer чувствовала себя настолько уверенно, что встречала гостей без всяких предосторожностей. Например, в отличие от других собраний, на которых я побывал, на входе в большой бальный зал отеля «Коммодор» не проверяли ни билетов, ни аккредитаций. Сюда мог прийти и выступить сам Фидель Кастро, стилистике речей которого, кстати, подражали многие профессиональные акционеры. В зале собралось около 1700 человек — вполне достаточно, чтобы до отказа заполнить бальный зал. На сцене с начала и до конца собрания сидели все члены совета директоров, отвечавшие на заданные им персонально вопросы.

К собравшимся с заметным бруклинским акцентом (что вполне естественно) обратился председатель совета директоров Джон Маккин, приветствовавший гостей словами «мои дорогие, желанные друзья» (я попытался представить, как мистер Каппель или мистер Филипп произносят эту фразу, но не смог; правда, они возглавляют более крупные компании). Потом он сказал, что все присутствующие акционеры по окончании собрания бесплатно получат наборы продукции компании — барбазол, дезитин и эмпревю. Завоевав приветливым обращением и обещанием подарка симпатии публики и укрепив их докладом президента компании Джона Пауэрса-младшего о текущих делах (отчеты розданы присутствующим) и блестящих перспективах (раздача проспектов была тут же обещана), совет директоров нейтрализовал непримиримых профессиональных акционеров и помешал им устроить мятеж. К тому же, как выяснилось, из профессиональных акционеров на собрании присутствовал один только Джон Гилберт, брат Льюиса (позже я узнал, что Льюис Гилберт и миссис Дэвис были в тот день на собрании акционеров U. S. Steel). Джон Гилберт — профессиональный акционер, которого заслуживает Pfizer — или думает, что заслуживает. Своим естественным поведением и привычкой посмеиваться над собственными высказываниями он показался мне просто обворожительным оводом (хотя, возможно, он был таким только в тот раз, потому что, как мне говорили, умел вести себя и по-другому). Задавая обычные вопросы из репертуара семейства Гилбертов о надежности аудиторов фирмы, о зарплатах ее руководителей и о выплатах директорам, он всем своим поведением извинялся за такую неделикатность. Что касается акционеров-любителей, то они разделились в отношении к коллеге-профессионалу. Публика не возмущалась его поведением. Судя по соотношению аплодисментов и возмущенных возгласов, приблизительно половину присутствующих вопросы Гилберта раздражали, а второй половине казались полезными. Пауэрс недвусмысленно выразил свое отношение: закрывая собрание, он без всякой иронии сказал, что был очень рад вопросам Гилберта, и пригласил его на собрание следующего года. Когда же перед окончанием собрания Гилберт обычным человеческим языком хвалил компанию за ее достижения и упрекал в просчетах, а члены совета директоров так же неформально ему отвечали, у меня впервые возникло ощущение, что я присутствую при нормальном двустороннем общении акционеров и руководителей.

Компания Radio Corporation of America, проводившая два последних собрания вдали от своей нью-йоркской штаб-квартиры — в Лос-Анджелесе в 1964-м и в Чикаго в 1965 году, — сменила стиль еще более решительно, чем Pfizer, и провела собрание акционеров в Карнеги-Холле. Вся оркестровая яма и два ряда лож были забиты акционерами — их было около 2300 человек, причем подавляющее большинство — мужчины. Тем не менее присутствовали миссис Сосс и миссис Дэвис, а также Льюис Гилберт и еще несколько незнакомых мне профессиональных акционеров. Так же как на собрании акционеров Pfizer, совет директоров в полном составе просидел в президиуме все собрание, а центральными фигурами стали Дэвид Сарнофф, 75-летний председатель совета директоров, и его 47-летний сын, Роберт Сарнофф, с начала года исполнявший обязанности президента компании. На мой взгляд, собрание RCA. выделяли два аспекта: очевидное уважение, доходившее до степени обожествления, со стороны акционеров в отношении заслуженного председателя, и беспрецедентная разговорчивость акционеров-любителей. Мистер Сарнофф-старший, бодрый старик, вел собрание, а также вместе с другими ответственными руководителями RCA отчитывался в проделанной работе и говорил о перспективах. По ходу выступлений слова «рекорды» и «рост» повторялись с такой монотонной регулярностью, что я, не будучи акционером корпорации, начал клевать носом. Я проснулся, как от толчка, услышав, как Уолтер Скотт, председатель совета директоров дочерней компании National Broadcasting, сказал в связи с созданием сетевых телевизионных программ: «творческий потенциал всегда опережает спрос».