Что мы пожираем - Линси Миллер

Он только рассмеялся.

– Любила ли я тебя когда-нибудь? – тихо спросила я.

Он рухнул на землю в дальнем конце камеры.

– Не знаю. Я не знаю.

Я кивнула.

– Мы собирались пожениться, – прошептал он, – но я не знал, что ты грехотворец, а потом на моего отца выписали Ордер.

Да, моя ложь была хуже преступлений, которые совершил его отец.

– Должно быть, я любила тебя, – я закрыла глаза и попыталась представить это. – Я приехала сюда вместо того, чтобы позволить им забрать Уилла.

– Мне нравится думать, что это так, – прошептал Джулиан.

Я взглянула на него, заметив, как напряглись его руки и подергивались икры.

– Если бы сегодня мы уехали и спасли советников, ты бы все равно захотел на мне жениться?

Он бросился на меня. Его руки ударились о прутья, и я отступила назад. Его пальцы едва коснулись моей груди, и я подпрыгнула, как бы, случайно, выронив из кармана перочинный нож. Я смотрела прямо на него и сделала вид, что ничего не замечаю. Мой благотворец заскулил.

– Ты предала меня, – сказал он. – Я бы отдал тебе все. Я спасал нас. Они тянут тебя назад.

– Тогда я с этим смирюсь, потому что я – часть Цинлиры и должна поддерживать свой народ, – сказала я. – Мы не должны измеряться пользой, которую приносим. Там, снаружи, тысячи таких, как ты. Успех всегда является показателем чистой самодостаточности. Ты не особенный, я не особенная, и, конечно, ты не можешь решать, кто будет жить, а кто умрет. Ты ничем не лучше других. Мне надоело быть тихой и скромной. Это то, чего всегда хотели совет, суд и суверен. А я отказываюсь дать им то, чего они хотят.

Он склонил голову под каким-то странным углом.

– Лорена, как они будут править?

– Ты одержим идеей правления. Это не имеет значения.

– То есть править будешь ты, – сказал он и снова рассмеялся.

– Через пять дней наследие Чейзов исчезнет, – сказала я, уходя. – Я рада, что отказалась от половины воспоминаний о тебе.

Потому что после этого мне будет не так больно.

Я навестила Джулиана еще раз. День до того, как, по моим расчетам, он должен был открыть Дверь, прошел как и любой другой. Утренний рывок, чтобы убедиться, что все было подготовлено к появлению Грешных. В королевском дворце была большая церковь, которая пришла в негодность после ухода богов, и Карлоу и Бэзил заняли колокольню. Вчера они перенесли туда наши вещи. Мы были там совершенно одни, и оттуда открывался чудесный вид на все Устье. Было видно и новые постройки вокруг Незабудок. Они вышли выше, чем мы планировали, но были прочными. Жители Устья почти не сомневались в этом.

Бэзил все еще беспокоился о том, чтобы после открытия Двери вовремя доставить всех в Незабудки, но Карлоу приняла мои заверения, что они будут в безопасности с косым взглядом и насмешкой. Что бы ни говорил Бэзил, она была проницательна.

– Джулиан? – позвала я, остановившись у его камеры.

Только Карлоу спросила, почему бы нам просто не вышвырнуть советников из камер прямо сейчас и не выиграть еще несколько дней. Я не стала ей отвечать.

– Джулиан, – я позвала его еще раз и подошла ближе.

Перочинного ножа не было.

Джулиан лежал, свернувшись калачиком у дальней стены камеры. Рядом с ним лежала его рубашка. Он ничего не ответил. Над ним в камне было вырезано двенадцать полос.

Хорошо.

Позади меня послышались шаркающие шаги.

– Оставь его в покое.

– Что ты здесь еще делаешь? – спросила я, выходя из пещеры с камерами и присоединяясь к Алистеру.

– Работаю.

Волосы Алистера были собраны в узел на затылке, его очки сползли на кончик носа. Он посмотрел на меня и покачал головой. Я видела, как бьется вена на его бледной шее.

– Говорят, я иногда это делаю.

Он был бы таким хорошим благоосененным. Он так часто жертвовал собой ради работы.

– Я никогда не слышала таких ужасных слухов, – сказала я, следуя за ним к пещере с Дверью. – Иди сюда.

Он позволил мне притянуть его к себе и вздрогнул, когда я прижалась губами к его лбу.

– Тебе нужно поспать, иначе ты заболеешь. – Мои пальцы продолжали держать его за рукав. – Пойдем в твою комнату.

– Лорена, еще не стемнело. – Он выпрямился, и его позвоночник хрустнул так громко, что я подпрыгнула. Дверь, все еще похожая на дверь в комнату моей больной матери, открылась порывом ветра и захлопнулась. Алистер наклонил голову, изучая ее. Я села на стол.

– Я думаю, она со мной играет, – сказал он. – Смотри.

Его губы скривились в усмешке, и из Двери выпала одна-единственная щепка. Рука начала слабо болеть, но с каждым вздохом боль становилась сильнее. Я зашипела. Ногти на моей левой руке исчезли.

– Мог бы и предупредить, – пробормотала я, осматривая бугристую кожу там, где раньше были ногти.

– Для такой большой двери у меня ногтей слишком мало, – промычал Алистер, делая пометку в блокноте. – Она все еще там.

Щепка все еще лежала на красной грязи.

– Другие исчезали быстрее, – сказал он. – Что в тебе изменилось?

Я пожала плечами.

– Возможно, имеет значение элемент неожиданности, – пробормотала я.

– Нет, Карлоу я тоже не предупреждал.

Трудно было сознавать, что этот юноша и тот, кто гладил мою челюсть пером из лебединого пера, – один и тот же человек.

Наконец, щепка погрузилась в грязь, и трещина в двери исчезла. Алистер закрыл книгу и прислонился ко мне.

– Я думал об этом. Хотел открыть Дверь, – прошептал он. – Я мог бы стать злодеем, если бы это освободило нас от неопределенности.

– Я здесь не для того, чтобы быть твоей совестью, – тихо сказала я, – но не тебе открывать Дверь.

– Я знаю. Я просто хочу, чтобы мы всегда понимали друг друга. – Он ухватил меня за лацканы пальто. – Ты редко носишь это в эти дни. Ты надела его для меня?

В эти дни я чувствовала, что нахожусь слишком близко к Смерти, чтобы беспокоиться о формальностях.

– Ты свое редко носишь.

Я засмеялась и коснулась его воротника.

– Какое это имеет значение?

– Почему перестала? – спросил он, одной рукой скользя по моим ребрам и поднимаясь к броши, приколотой к моей груди. – Я хочу понять.

– Я была могильщицей из Лощины, потому что это было необходимо и уважаемо, – прошептала я. – Я боялась, что если я не буду нужна им, они не захотят, чтобы я была с ними. Я боялась, что, если я не соглашусь на работу, которую они считают неприятной, они будут ожидать от меня большего, чем я готова дать. Пока они нуждались во мне, они не нарушали мои границы.