Рокси - Джаррод Шустерман

И что мне теперь делать? Я могла бы вновь подняться, облегчив боль какого-нибудь страдающего бедолаги. Утихомирить очередное сломанное бедро или воспалившийся зуб. Провести время с кем-нибудь, кто будет мне по-настоящему благодарен. Или еще лучше: я могла бы позабавиться с каким-нибудь самонадеянным безголовым студентиком или студенткой, завлечь их в свои сети, а потом дать им под зад, отправив прямиком к Хиро. Да я готова покарать все человечество за то, что оно украло у меня Айзека! Но ничто не принесет мне даже тени удовлетворения. Есть только одна вещь, которую я хочу. Одна вещь, которая мне нужна. И я решаю прямо здесь и сейчас, что не позволю забрать у меня Айзека. Может быть, эту битву я и проиграла, но впереди гораздо более масштабная война. Я верну Айзека обратно, и когда это случится, я найду такое место, где никто и никогда не сможет нас разлучить!

АЙВИ

Увидев оранжевый флакон с надписью «Рокси» прямо на пластике, Айви в ту же секунду поняла, откуда он взялся. Крэйг всегда помечает свой товар, как дети пишут имена на игрушках. То, что между Айзеком и Крэйгом установились отношения «покупатель-продавец», отвратительно и не укладывается в голове. Однако мысль об этом вызывает у Айви не только тошноту, но и ярость. Потому что если бы не Айви, Крэйг и ее брат никогда бы не встретились.

Какой же это тяжкий труд — выводить Айзека из леса! Айви с Риком приходится часто останавливаться, потому что Айзек все время задыхается. Он спотыкается, и, хотя не падает, обдирает руку о грубую древесную кору. Айви видит, что ссадина немного кровоточит, но сам он этого, кажется, даже не замечает. Он не чувствует боли. Такое впечатление, что вся его нервная система замкнулась в петлю и перестала работать.

Как только они добираются до машины Рики, Айзек, в котором не осталось ни крохи боевого духа, валится на заднее сиденье, словно тряпичная кукла.

— Может, отвезти его в больницу… — раздумывает вслух Рики.

— Нет! — упирается Айзек. — Домой.

Айви кивает:

— Вези его домой. Родители сами решат, что с ним делать.

При упоминании родителей Айзек стонет.

— Они… знают?

Рики вопросительно смотрит на Айви, но та в настоящую минуту не способна дать толковый совет.

— Когда ты пропал, мне пришлось им сказать, — говорит Рики.

Лицо Айзека кривится. Он отворачивается, и друзья слышат, как он плачет. Айзек пытается приглушить рыдания, но они так глубоки, что их невозможно скрыть. За всю свою жизнь Айви не может припомнить случая, чтобы ее брат плакал. Даже когда они были детьми.

— Они не сердятся на тебя, Айзек, — пытается она утешить его. — Просто волнуются. Я отправила им сообщение, и они страшно обрадовались, что ты нашелся.

— Не хочу, чтобы они видели меня таким…

— Я понимаю, — успокаивающе говорит Айви. «Я бы тоже не хотела, чтобы они видели такой меня», — хочется ей сказать, но вместо этого она произносит: — Поверь мне, они видали вещи и похуже.

Затем она закрывает дверцу и поворачивается к Рики:

— Увидимся у нас дома. А сейчас мне нужно кое-что сделать.

Потому что ярость, клокочущая в ней, требует выхода.

АЙЗЕК

Стыд. Айзек никогда в жизни не испытывал такого стыда. Теперь все знают, что он с собой сделал. Они видят, какой он внутри. В кого он превратился. Во что он превратился. Рики, везущий его домой, выказывает понимание и предлагает поддержку, но Айзек слышит лишь осуждение. Он отказывается подняться и сесть, потому что боится встретиться глазами с Рики в зеркале заднего вида.

Рики говорит, мол, все сочувствуют ему и готовы помочь, — но это не имеет значения. Айзек чувствует себя более одиноким, чем когда-либо за всю свою жизнь. Пока вдруг не осознает, что он, возможно, не одинок. Возможно, совсем даже не одинок…

РОКСИ

Я не позволю, чтобы меня вот так бросили! Я подберусь к врагу, и тогда конец этому так называемому спасению!

Это я, — я стану для Айзека спасением!

Даже сейчас я все еще вместе с ним на заднем сиденье в машине его приятеля. Я знаю: пройдут многие часы до того, как мое влияние растает, как Айзеку станет плохо и отчаянно захочется моего прикосновения. Но до этого момента у него не будет доступа ко мне. Он будет сидеть дома, круглые сутки под наблюдением. Или еще хуже — в реабилитационном центре, где мне не представится ни малейшего шанса приблизиться к нему.

Если я хочу спасти его, если хочу, чтобы исполнилась наша с ним судьба, мне нужно сделать свой ход сейчас. И поэтому, еще до того как он осознал, что я рядом, я сею в нем сомнение.

— Из-за них ты будешь страдать, Айзек, — шепчу я. — Они не знают, что тебе на самом деле нужно. Они не заботятся о тебе так, как я…

— Все будет хорошо, — говорит его друг.

— Да, Рики… — бормочет Айзек. — Я знаю. — Он слишком измотан, чтобы сопротивляться.

— Тебе не по силам справиться в одиночку, — продолжает друг. — Я должен был это понять. Я должен был остаться! Но сейчас я с тобой. Мы все с тобой. И будем рядом столько, сколько понадобится.

Терпеть не могу эти открыточные банальности! Если он заведет еще и «Молитву о спокойствии»[46], я закричу.

— Ты всего лишь споткнулся, — нудит свое друг. — Каждый может споткнуться. Не велика беда!

Вот, значит, как — теперь меня низвели до трещины в асфальте! Как будто мое существование — это ошибка, подлежащая исправлению. Как будто в этом мире я бесполезная, никому не нужная ерунда. А ничего, что я спасла миллионы от невыносимой боли? Что с того, что я требую платы за услуги, — а кто не требует? Еще бы, все прямо рады и счастливы использовать меня, пока это им нужно, а потом, когда я сделаю свое дело, бегут как от огня. Что за лицемерие!

Но не Айзек. Он понял, что так поступать нехорошо.

«Ты же не оставишь меня, Айзек?»

Он делает глубокий дрожащий вздох. Он так хрупок сейчас. Так неуверен.

— Ты пытался покинуть меня, и стало только хуже, — говорю я. — Потому что мы предназначены друг для друга, Айзек. Ты не можешь этого отрицать.