Одинокий волк - Джоди Пиколт

Твой отец заботился о своем благосостоянии?

Нет. Он просто занимался любимым делом — это было его призвание. Мама считала по-другому. Ей казалось, что он просто бежит, оставляя ее одну с двумя детьми. Она была уверена, что он погибнет. Мама считала это безответственностью и безумием, надеялась, что он образумится и останется дома, с семьей... только он ушел.

Мама сидит в первом ряду как изваяние, опустив глаза и сцепив руки.

За день до ухода отец позвал меня в свой кабинет. На столе стояли два бокала и бутылка виски. Он сказал, что мне нужно выпить, потому что теперь мужчиной в этом доме буду я. Горло словно огнем обожгло. Я закашлялся, на глаза навернулись слезы, мне показалось, что я прямо сейчас умру, но отец хлопнул меня по спине и велел дышать. Я вытер лицо краем рубашки и поклялся, что больше никогда, ни за что на свете не притронусь к этому дерьму. Потом перед глазами прояснилось и я заметил на столе предмет, которого там раньше не было. Это листок бумаги.

Ты узнаешь этот документ? — спрашивает Джо.

И оно опять передо мной, мятое и порванное с одного края, — письмо, которое я нашел в картотечном шкафу. Джо просит приобщить доказательство к делу и просит меня прочесть его вслух.

Я читаю, но в голове слышу голос отца. И свои собственные слова в ответ: «А если я поступлю неправильно?»

Это твоя подпись внизу страницы? — уточняет Джо.

Да.

А это подпись твоего отца?

Да.

За последние девять лет отец говорил тебе, что лишает тебя медицинских полномочий?

Протестую! — встает адвокат Кары. — Эта записка не наделяет официальными медицинскими полномочиями.

Возражение отклонено, — бормочет судья.

Он снова дергает себя за волосы. Как он вообще до сих пор еще не лысый?!

В другое время и в другом месте мы бы с Карой над этим посмеялись.

Мы больше никогда об этом не говорили. Однажды он вернулся из Квебека — вот и все.

Когда ты вспомнил об этом уговоре?

Несколько дней назад, когда просматривал его бумаги в доме, пытаясь найти номер смотрителя, который бы ухаживал за волками в Редмонде. Листок застрял за ящиком картотеки.

Просматривая бумаги отца, ты нашел еще какие-либо доверенности?

Нет.

А завещание? Страховой полис?

Завещания нет, а страховой полис нашел.

Сообщи суду, кто получит страховку в случае его безвременной кончины.

Моя сестра Кара, — отвечаю я.

У нее приоткрывается рот, и я понимаю, что папа ей ничего об этом не говорил.

А ты тоже наследник?

Нет.

Когда я нашел полис в папке между документами на автомобиль и отцовским паспортом, то прочел его от первой до последней буквы. И стал строить догадки: отец вычеркнул меня из полиса после того, как я уехал, или он приобрел полис уже после моего побега?

Ты удивился?

Не очень.

Разозлился?

Я вздернул подбородок.

Я уже шесть лет сам зарабатываю себе на жизнь. Мне его деньги не нужны.

Следовательно, инициатива, которую ты проявил, чтобы стать опекуном отца и иметь возможность принимать решения о его дальнейшей судьбе, не преследует материальные интересы?

После смерти отца я не получу ни копейки, если вы об этом.

Эдвард, — спрашивает Джо, — как ты думаешь, чего бы сейчас хотел твой отец?

Протестую, — возражает Циркония Нотч, — это личное мнение.

Верно, адвокат, — соглашается судья, — но я бы хотел его услышать.

Я собираюсь с духом.

Я разговаривал с врачами, задавал сотни вопросов. Я знаю, отец не очнется. В детстве он рассказывал мне о больных волках, которые начинали морить себя голодом, потому что знали, что являются обузой для стаи. Они держались на опушке, пока настолько не слабели, что ложились и умирали. И не потому, что не хотели жить или не хотели поправиться, а потому что ставили всех, кого любили, в невыгодное положение. Мой отец первым бы сказал вам, что он думает, как волк. А для волка стая превыше всего.

Когда у меня хватает духу взглянуть на Кару, возникает ощущение, что меня мечом пронзили. На ее глазах слезы, плечи дрожат, но она старается держать себя в руках.

Прости, Кара, — обращаюсь я к сестре. — Я тоже его люблю. Знаю, ты не поверишь, но это правда. К сожалению, я не могу пообещать тебе, что он поправится. Этого не произойдет. Он бы сам сказал тебе, что пришло его время. Что ради семьи он должен уйти.

Это неправда! — ершится Кара. — Все ложь! Он никогда бы не оставил меня. И ты его не любишь. Никогда не любил.

Мисс Нотч, успокойте свою клиентку, — говорит судья.

Кара, — бормочет ее адвокат, — придет и наш черед.

Джо поворачивается ко мне.

У вашей сестры явно иное мнение. Почему так?

Потому что она чувствует свою вину. Она тоже пострадала в аварии. Она поправилась, а он нет. Я не говорю, что она виновата, — просто она слишком близко к этой ситуации, чтобы иметь возможность принимать решение.

Примерно то же можно сказать и о тебе — ты слишком далек от нее, чтобы принимать решение, — замечает Джо.

Я киваю.

Знаю. Но с тех пор, как я здесь, я понял одно. Когда уезжаешь, думаешь, что все останавливается. Что мир застывает и ждет тебя. Но ничего не замирает. Здания продолжают сносить. Люди попадают в аварии. Маленькие девочки вырастают. — Я поворачиваюсь к Каре. — Когда ты была маленькой, то летом ходила в городской бассейн и прыгала с вышки плашмя в воду. И хотела, чтобы я выставлял тебе оценки, как это делают на олимпиадах. Чаще всего я был слишком занят чтением, поэтому просто выдумывал оценку. Если она оказывалась слишком низкой, ты просилась прыгнуть еще раз... У тебя либо получается, либо нет, и тебе придется жить с тем, что ты сделал. Я не видел отца шесть лет и всегда думал, что в конце концов мы поговорим. Думал, что он извинится, скажет, что сожалеет, или я это скажу — но все будет, как в фильмах «Холмарк», где в конце все образовывается и все счастливы. Этих шести лет не вернуть, но все же в любой момент я мог бы снять трубку, позвонить отцу и сказать: «Привет, это я». — Я лезу в карман и ощущаю эту подсказку судьбы. — Однажды, когда мне было пятнадцать, он мне поверил. Я хочу, чтобы он знал: что бы ни произошло, несмотря на то что я уехал, он все равно может мне доверять. Хочу, чтобы он знал: я сожалею о том, что между нами все так сложилось. Возможно, у меня никогда не будет шанса сказать ему это в лицо. И это единственный доступный мне способ сказать об этом.

Неожиданно я вспоминаю, что случилось в отцовском кабинете после того, как я подписал договор. Ручка выскользнула у меня из рук, как будто обожгла пальцы. Отец взял мой бокал с недопитым виски и осушил его. «Ты, — сказал он, — умен не по годам. Справишься с этим лучше меня».