Игры сердца - Анна Берсенева

– Позвони нам сразу же, как только девочка выйдет, – в сотый раз напомнила мама.

– Хорошо.

– Ванька, мы очень волнуемся! Даже папа, хотя он умеет держать себя в руках.

– Я понял, ма, понял. Позвоню.

Иван спрятал телефон в карман и подошел к тюремным воротам.

Его раздражение постепенно переходило в злость. За этот день, такой же бесконечный, как и дождливый, он обращался к дежурному на проходной уже раз двадцать. И каждый раз получал ответ, что, когда надо, тогда все и выйдут. Как только, так сразу – торопиться некуда.

Он уже собирался подойти к дежурному снова, опасаясь, правда, что на этот раз ему не хватит для разговора цензурных выражений, как вдруг его окликнули. Вернее, не то чтобы именно его окликнули, не по фамилии же, просто, кроме него, у ворот никого не было.

Иван оглянулся. Под тусклым фонарем маячил квадратный мужской силуэт.

– Тебя, тебя! – повторил этот темный квадрат. – Сюда иди.

Иван молчал, ожидая. Подходить к кому бы то ни было в ответ на подобный призыв он, конечно, не собирался. Но понятно было, что просто так этот тип не отстанет. Кто такой, интересно? То есть не интересно, но придется это выяснить.

Не дождавшись реакции на свои слова, квадрат сдвинулся с места и пошел к Ивану. Он шел неторопливо, враскачку, той самой дешевой походкой, которая свидетельствует об органической примитивности идущего.

На обычного уличного хулигана он похож не был. Ничего хорошего от него ожидать не приходилось.

– Че те тут надо? – процедил он, подойдя к Ивану почти вплотную.

Вблизи он точно соответствовал определению «шкаф». Иван молчал. Глупо было бы отвечать на такой вопрос.

– Че ты сюда ваще приперся? – не дождавшись ответа, повторил шкаф. – Выблядка своего забрал, ну и сиди в своей Москве. Мы тут с Северинкой сами разберемся. Третий лишний, понял?

«Даже хорошо вышло, что день такой долгий был. Накопилось», – мелькнуло у Ивана в голове.

Мысль улетела мгновенно, и голова стала гулкой.

Иван сделал полшага назад, для упора, и без замаха, прямо ударил в круглое ухмыляющееся лицо кулаком.

– Не надо с ними, Вань, никаких там приемов самбо, – объяснял ему моторист Витя Черемной, с которым однажды пришлось ввязаться в короткую драку в поселке у Баргузинского залива. – В морду бей посильнее, цель в переносицу – не ошибешься. Главное, сомневаться в себе не надо. Она же бздливая, гопота, сразу уверенность чует. Только осторожно смотри: как бы сдуру на нож не напороться. Это у них запросто.

Та драка у Баргузинского залива закончилась благополучно: противники действительно оказались бздливыми, к тому же пьяными. Но там главным был Витя со своими пудовыми кулаками, а чем все это закончится теперь, неизвестно.

Пока все складывалось неплохо: от прямого удара «шкаф» упал на спину, схватившись руками за лицо. При этом он взорвался таким матом, какого Ивану давно не приходилось слышать.

Когда он отнял руки от лица, они были перемазаны кровью, которая текла у него из носа. В тусклом свете фонаря кровь казалась черной. «Шкаф» покрутил перед собой руками как будто даже с удивлением. И вдруг вскочил, как пружиной подброшенный.

– Ах ты… – заорал он. – Падла!

Иван увидел, как блеснуло лезвие ножа – коротко, злобно, резко. Это было как раз то, о чем предупреждал Черемной: по искаженному злобой, залитому кровью лицу противника было понятно, что он себя уже не контролирует.

– Убью… сука… – прошипел он, надвигаясь на Ивана.

Они кружились на месте в шаге друг от друга, и ни один из них не давал другому нанести удар. Идиотизм этой драки разъярял Ивана больше, чем опасность.

Наверное, от этого он и потерял равновесие. Конечно, от этого, вообще-то Иван равновесие как раз держал хорошо: привык, когда бессчетное количество раз стоял в резиновой лодке, пляшущей на волнах, и обеспечивал подъем глубоководных аппаратов. А сейчас вот злость помешала…

Нога его попала в выбоину на асфальте, он качнулся назад. И в ту же секунду почувствовал, что падает. При этом он так бестолково взмахнул руками, что ударить его ножом не составляло никакого труда. Противник не сделал этого, наверное, только потому, что не ожидал его падения.

Но заминка длилась лишь пару секунд – потом он с бешеным утробным воем бросился вперед и вниз, явно собираясь накрыть Ивана своим телом и одновременно воткнуть в него нож.

Иван ни о чем не успел подумать. Ни о чем! Он успел только без мыслей, инстинктивно не откатиться даже, а рвануться в сторону, сдирая щеку об асфальт. Ему не хватило секунды… Или хватило секунды, чтобы нож не вонзился ему в горло, а мелькнул в сантиметре от его плеча?

При этом почему-то раздался тонкий крик и глухой удар. Что это было, Иван не понял.

Несколько мгновений он не понимал вообще ничего. Перед глазами у него стояла тьма. Потом он почувствовал, что сильно саднит щека и что на плече его лежит какая-то тяжесть.

Иван приподнялся на локтях, сбрасывая с себя тяжесть. Она, эта тяжесть, оказалась телом мужчины, с которым он только что дрался так яростно и так бестолково. В следующую секунду тело застонало и перевернулось на спину. Звякнул об асфальт нож. Иван вскочил и ударил по ножу ногой. Взвизгнула, скользя по асфальту, сталь, и нож отлетел в темноту.

Иван поднял взгляд и увидел Северину. Она стояла в шаге от него у тюремных ворот, прижимая к груди разорванный пакет. Пакет был пустой, а на асфальте перед Севериной валялась книжка. Она была открыта, и по ее страницам стучал дождь.

– Я попала ему в висок, – сказала Северина. – И книга оказалась тяжелой. Мне просто повезло.

– Это мне повезло, – сказал Иван.

Он нагнулся и поднял книжку. Он сам передал ее в СИЗО; это была антология поэзии ХХ века.

Спокойствие охватило его в ту же минуту, когда он увидел Северину. В темноте, под дождем, на выщербленном асфальте ее прекрасная нездешняя сущность была пронзительна.

Иванов противник заскрежетал зубами и сел, потирая коротко стриженную голову.

– Думаешь, повезло тебе? – процедил он, глядя на Ивана. Маленькие глаза сверкали, как у раненого носорога. – Думаешь, свежачок отхватил? Да я эту блядь во все дырки отымел, раньше чем она к тебе в койку влезла! Еще, может, пацан мой вообще! Это еще доказать надо!

Северина вскинула руки – как-то непонятно вскинула, коротко и нелепо, – тоненько всхлипнула и бросилась бежать. Иван рванулся за ней, но на мгновенье приостановился, обернулся и с размаху ударил сидящего на асфальте ногой под дых. Может, это был подлый удар – ему некогда было разбираться в таких тонкостях. Он вложил в этот удар столько ярости, что сразу почувствовал в груди пустоту, а в ушах звон.

Из-за этого звона Иван уже не слышал, что за слова неслись ему вслед. Да это и не имело для него значения.