В плену желания - Джорджетт Хейер

– Вы, наверное, шутите? – с трудом выдавил из себя сэр Бонами, потрясенный до глубины души.

– Нет, слово чести, – твердо заявила графиня. На ее загнутых ресницах блеснули слезы. Женщина поспешно смахнула их. – Эвелин думает, что я полюблю ее, однако меня терзают печальные сомнения. Я убеждена в обратном, Бонами. И более того, подозреваю, она тоже не воспылает любовью ко мне.

– Пожалуй, что нет, если она из квакеров, – искренне ответил джентльмен. – Вы не сможете подружиться.

– Совершенно верно! Я предвидела, что вы меня поймете. Эвелин просит, чтобы я после свадьбы продолжала жить на Хилл-стрит, словно ничего не случилось, но я еще раньше, когда он собирался взять себе в жены Кресси, твердо решила не делать этого. Я уже все обдумала. Мне придется перебраться в другой дом и вести жизнь простой вдовы… А потом вы, мой дорогой друг, приехали сюда, вняв моей просьбе, хотя я прекрасно понимаю, как вам не хотелось покидать Брайтон… И вот меня как молнией поразило: вы всегда были преданы мне и ни разу не получили, даже не пытались получить, хоть какое-то вознаграждение за все ваши старания, за всю вашу доброту и великодушие.

– Я понял, в чем дело! – воскликнул он. – Кит все же разболтал вам, что я не заказывал ювелиру сделать копию вашей броши! Весьма глупо с его стороны! Лучше забудьте об этом, моя дорогая. Вы вообразили, будто обязаны принести себя в жертву, но я не позволю вам наделать глупостей.

Изумленно уставившись на спутника округлившимися глазами, ее светлость перебила его:

– Вы, значит, меня обманули? Я проиграла лорду Сильвердейлу настоящую брошь? А вы, значит, дали мне пятьсот фунтов стерлингов, сказав, что продали ее… Бонами! Вы хоть что-либо из моих драгоценностей продали? Кит мне вообще ничего не говорил. Бонами!

– Нет, конечно же, я ничего не продавал, – взволнованно произнес он. – А теперь, пожалуй, я позволю вам продавать ваши драгоценности и заменять их фальшивками. Амабель! Для меня это ровным счетом сущие пустяки. Если Кит вам ничего не говорил, то, прошу вас, забудьте. Этим вы меня весьма обяжете.

– О, Бонами! – воскликнула графиня, порывисто протягивая к нему руки. – Какой же вы великодушный! Какой добрый!

Мужчина действовал инстинктивно, подчиняясь внезапному душевному порыву. Секунду спустя он уже прижимал к своей широкой груди благоухающую леди Денвилл. Миледи пришлось проявить известную сообразительность, чтобы поудобнее прильнуть к нему. Она приглашающе приподняла личико. Чувства сэра Бонами пребывали в смятении. Он крепче сжал объятия и поцеловал ее в губы. В глубине души он подумал, что со временем пожалеет о своей слабости. А еще сэр Бонами опасался, что утонченные развлечения его жизни, достойные истинного сибарита,[62] находятся под смертельной угрозой, однако никогда прежде он не отваживался на большее чем поцелуй ее ручки, изредка щечки, и теперь чувствовал себя словно пьяный.

С небес на грешную землю сэра Бонами спустил голос леди Денвилл, которая, нежно высвободившись из его объятий, промолвила:

– Как приятно осознавать, что никому из нас не доведется проводить нашу старость в одиночестве. Лично меня подобные мысли всегда угнетали.

По выражению лица джентльмена нельзя было сказать, чтобы слова графини уж очень его порадовали, однако, взяв себя в руки, он мужественно изрек:

– Вы сделали меня счастливейшим человеком на земле, моя красавица.

Миледи рассмеялась тем необузданным смехом, который унаследовали от нее сыновья.

– Нет. Скорее уж я вижу, что вы вновь впали в уныние. Ничего страшного. Я сделаю вашу жизнь вполне счастливой. Только подумайте, насколько у нас похожие вкусы и как хорошо мы знаем друг друга! Безусловно, вначале это покажется несколько непривычным, ибо вы уж слишком привыкли к образу жизни холостяка… По правде говоря, прежде и я не думала, что снова выйду замуж, поскольку мне нравится быть вдовой. Но теперь убеждаюсь, что брак пойдет нам на пользу… всем нам, в особенности Эвелину.

– Надеюсь, он разделяет ваше мнение, – мрачно изрек сэр Бонами.

– Его мнение не имеет решительно никакого значения, потому что так на самом деле будет лучше для всех нас. Впрочем, теперь, когда его помыслы целиком и полностью поглощены этим ангелочком Пейшенс, полагаю, сын и слова против не скажет. В любом случае он сейчас находится в затруднительном положении вследствие моих больших долгов. Эвелин собирается их оплатить, однако, если он возьмет себе в жены ту девчонку, лорду Брамби наверняка это не придется по вкусу и попечительство над имуществом останется в силе до тридцатилетия Эвелина. Но, если сын не будет связан по рукам и ногам моими долгами, он может не особо считаться с мнением дяди. Эвелин взял с меня обещание, что я впредь не буду брать у вас в долг, однако, коль мы поженимся, у него не останется ни малейшей причины не позволить вам платить за меня. Я права?

– Ну, даже если захочет, ничего у него не выйдет, – ответил сэр Бонами, без особого негодования принимая столь меркантильную подоплеку предстоящего между ним и леди Денвилл брака. Впрочем, он не удержался от несколько циничной реплики: – Мне следовало раньше догадаться, что в этом деле без ваших молодых шалопаев не обошлось.

– Да, но какое счастье, Бонами, что мои дела оказались в столь плачевном положении, поэтому мне и пришлось подумать о пользе, которую принесет наш брак. Если бы не обстоятельства, я бы ни за что об этом не задумалась. Теперь-то понимаю, насколько удобной станет моя жизнь, если я выйду за вас замуж. Сейчас быть вдовой прекрасно, однако я подумала о том, что же случится, когда я состарюсь. Мне придется прикрывать шею, ведь она, чего доброго, станет к тому времени похожа на шею ощипанной курицы. Флиртовать уж точно не выйдет. Какая жалость! А затем, разумеется, я подумала о вас, мой бедный Бонами, и мое сердце сжалось в груди. У меня, по крайней мере, есть два моих любимых сына и наверняка будут еще внуки, хотя, признáюсь, при мысли о том, что я стану бабушкой, мне становится дурно… Но вы, друг мой, что останется у вас, когда исчезнут ваши друзья?

– А-а-а… – только и смог выдавить из себя удивленный сэр Бонами.

– Или они умрут, – неумолимо продолжала гнуть свою линию ее светлость. – Тогда вы останетесь один, совсем один. Никому до вас не будет дела, за исключением ваших несносных кузенов, которые, весьма вероятно, начнут всеми силами толкать вас в могилу. И вся ваша жизнь будет прожита понапрасну! Дорогой Бонами! Мысль об этом просто нестерпима!

– Разумеется, так оно и есть, – горячо заверил графиню сэр Риппл.

Ее светлость улыбнулась.

– Ну, теперь вы и сами видите, что так будет для вас же лучше.

– Да, – согласился сэр Бонами, ужаснувшись нарисованной ею картиной. – Господь видит, так оно и есть!

Потребовалось всего несколько минут, чтобы Кресси, которая, выполняя свой долг благовоспитанной внучки, сопровождала вдовствующую леди Стейвли во время ее прогулки перед дневным сном, поняла: открытый экипаж – место отнюдь не подходящее для ведения конфиденциальных бесед. Бабушка, не обращая ни малейшего внимания на кучера и лакея, сидевших к ней спиной на козлах, без тени сдержанности, приличествующей столь интимной теме, завела разговор о рождении наследника барона. В свое время леди Стейвли произвела на свет с полдюжины детей без каких-либо сложностей и лишнего ажиотажа, поэтому теперь принялась с шокирующей откровенностью порицать избалованных современных молодых женщин, которые воображают себе схватки задолго до срока, а затем трудно рожают при поперечном положении плода и других осложнениях. Лично она такие чудачества и глупости ни за что не потерпела бы в своем доме.