Короли Кипра в эпоху крестовых походов - Светлана Близнюк

246. Когда король вышел в море, на него обрушился сильный шторм. [И ему казалось, что он потерпит крушение]. Тогда он дал обет: если он благополучно доберется до Кипра, то посетит все монастыри на острове [ромейские и франкские], дабы поклониться им [и обеспечить их всем, в чем они нуждаются].

247. И когда король благополучно прибыл [на Кипр, были устроены празднества и церковные шествия. Его выкупали, и он пошел в свой дворец] в Никосию. [Там было две половины: одна — для королевы и ее дам, а другая — для короля, его рыцарей и баронов. Комната короля выходила окнами на реку. Он отказался встретиться с королевой. И этот дом был известен во всем мире.][583]

248. [На следующий день король] пошел поклониться монастырям. [Согласно данному обету помочь монастырям, он вышел в путь, взяв с собой ремесленников и нотариев, чтобы записать предстоящие расходы. Среди многих монастырей, которые он посетил, была Санта Клара.] Он дал мессиру Жану Монстри много денег, а также взял много с собой. [Он пришел в монастырь и понял, какие расходы необходимо сделать для церкви и для келий]. Он попросил разрешения у игуменьи, и они поднялись в кельи монахинь. После того как он совершил поклонение (в церкви — С. Б.), он поднялся в келью госпожи Жанны Алеманской, [своей возлюбленной]. Она, [увидев его, подошла] и встала на колени, чтобы поцеловать королю руку. Король обнял ее с великой любовью и приказал дать ей деньги: тысячу серебряных гроссов. [Он спросил ее: «Кто сказал тебе вот так стать монахиней?» — «Горе мое было самым большим в мире, но теперь пусть моя скорбь будет во благо».] Тотчас же он приказал ей отбросить монашескую схиму[584] и идти домой, потому что она носила это против своей воли, но по приказу королевы. Король пошел поклониться всем монастырям и дал каждому из них (средства, чтобы они молились — С. Б.) за душу его.

249. Король пришел к себе во дворец и приказал привести к нему двух архонтисс. Он поместил их в комнату и там тайно выспрашивал их об истории, которую рассказывали [о королеве]. Как мы уже говорили, две архонтиссы получили советы, что говорить. Он допрашивал каждую из них по отдельности; и каждая сказала королю одни и те же слова. Он не смог ничего у них узнать [кроме того, что было сказано выше]. Они же однако сказали ему: «Знай, что королева поссорилась с мессиром Жаном Висконти и опозорила его. А он разозлился на нее и поэтому написал письмо твоему величеству». Потом они сказали: «Сир, ты знаешь, что мы ничто перед твоей милостью, однако в данном случае граф Эдессы является твоим преданным слугой [и мы служим тебе. Мы ничего не знали и не слышали]. Как же мы можем несправедливо оклеветать его. И вот король был обманут двумя архонтиссами и подумал, что они сказали ему правду. [Но сердце его не поверило им, потому что по натуре своей он был лев: он был прекрасен телом, храбрым, умным и мудрым, к нему был милостив Бог, и он был необыкновенным.] Таким образом этот случай миновал, как я слышал от госпожи Луизы, кормилицы дочерей сира Симона Антиохийского, матери Иоанна Магиры[585], которая была из париков графа Эдессы и точно об этом знала.

250. Между генуэзцами и венецианцами произошла смута. В год 1368 после Рождества Христова один генуэзец пришел к пристани Фамагусты, чтобы взойти на свой корабль; но он не нашел генуэзский корабль. Тогда он пошел на корабль к венецианцам и попросил их взять его и доставить на его генуэзский корабль. Они не захотели его взять, и он сильно оскорбил их. Те люди, венецианцы, которые были на корабле, избили генуэзца. Он пошел жаловаться их байло по имени Жан де Моле[586], но тот не захотел его слушать. Одновременно он все рассказал своим спутникам. Генуэзцы очень разозлились. Они пришли в лоджию венецианцев, нашли знамена венецианских знаменосцев, которые уже были разрисованы, и разломали из на мелкие-мелкие кусочки. Они вытащили мечи и погнали венецианцев, которые побежали, поднялись на крышу их лоджии, встали там и защищались. Тогда генуэзские купцы поднялись под крышу таможни, которая находилась рядом с лоджией, и каждая из сторон кидала камни друг в друга, а венецианцы метали стрелы в генуэзцев. С генуэзской стороны был брошен камень, который попал в руку [венецианскому] байло и [сильно] ранил его. Когда капитан узнал о смуте, он тотчас же послал виконта и много вооруженных людей с целью прекратить скандал и для охраны города. Во второй раз другим камнем они (генуэзцы — С. Б.) попали байло в лицо. Тогда он сразу же покинул их, побежал из его лоджии и пошел к себе домой. Немедленно он приказал всем купцам вооружиться. Подеста генуэзцев по имени мессир Эдуард Фаламонака[587] сделал то же самое. Латинские монахи во время названной ссоры встали между ними и порицали их; то же сделал байло Фамагусты. И они порицали их так, что они заключили между собой мир.

251. Снова нам нужно вернуться к королю. Так как он не поверил словам двух дам, он попросил совета сначала у своих братьев, а потом также у остальных своих баронов, вассалов, лигиев, [рыцарей] и советников, [и у всех господ из своего совета] и рассадил их в должном порядке. Король попросил таким образом у них совета и [сказал им]: «Почтенные милостью Бога господа, друзья и братья, я обращаю к вам боль, пыл и жар моего сердца. Теперь нет необходимости узнавать, что случилось, потому что я сам причина всего и я не обвиняю никого, кроме самого себя. Бог сделал меня королем Кипра и нарек меня королем Иерусалима, но преждевременно я настаивал и страстно желал создать королевство Иерусалим. Я торопился довести это дело до конца во благо и к чести и вас и меня самого. Бог наказал меня, усмирив мою гордыню. Пусть Бог сделает так, чтобы я был королем Кипра с честью, чем опозоренным королем всего мира! Ведь я родился под знаком Козерога и под планетой [Сатурн] я был коронован. И вот, господа, я прошу вас, собрав вас здесь вместе, и взываю к вам. Дело очень трудное, невыносимое и постыдное, и не подобает мне рассказывать вам о нем. Я знаю, что все вы мудры. Обдумайте просьбу мою и рассудите меня, поскольку Святой Дух дал вам благодать и разумение».

252. Тогда все в один голос сказали ему: «Сир, если бы кто-то вообразил или расчувствовался, и подумал, что это правда. Твоему величеству сказали неподобающие слова, а ты как разумный человек не поверил им; ведь в мире много говорят того, что не является благостными вестями».

253. У короля поднялась желчь, и он сказал им: «Довольно! Если вы не верите мне, взгляните на это письмо, которое было прислано мне во Францию. Из него вы сможете узнать о том, что случилось. Но я прошу у вас совета, Как вы думаете, что мне делать: оставить свою жену и отправить ее назад к ее отцу; убить паршивую собаку, которая утопила жемчужину, или сделать вид, что я ничего не заметил? Скажите мне, что вы думаете, и я обещаю вам не делать ничего кроме того, что вы мне посоветуете. Не говорите, что я сбиваю вас с толку своими словами и что я определенно могу потребовать возмездия. Знайте, что мудрость не дана всем людям. Поэтому я говорю: «Много людей, много знаний». Поэтому, [я знаю], с давних пор [среди вас] в Совете есть опытные старейшины, и истину по этому делу можно найти у них. Кроме того, люди вряд ли с легкостью могут судить самих себя, [когда у них у самих есть пристрастия]. И даже врачи не могут лечить своих собственных жен и детей, потому что они рассуждают, что никакое лечение не нужно в случае большой любви, которую они испытывают к ним. Но чужие врачи могут лечить жен и детей этих врачей, и чужие судьи могут судить иски других, потому что в них нет злобы и жалости, и они не рассматривают дело [с пристрастием], а как оно было на самом деле. Поэтому, сеньоры, я позвал вас сюда и изложил перед вами свое дело, чтобы вы рассудили его, [потому что всеблагой Бог озарил вас светом.]