Постчеловек: глоссарий - Рози Брайдотти
Шрифт:
Интервал:
Мы снова можем обратиться к Агамбену, но теперь для того, чтобы принять лагерь как возможность, как место для другой политики:
«Может даже быть так, что, если мы хотим оставаться на высоте абсолютно новых задач, стоящих перед нами, мы должны решиться и безоговорочно отбросить основополагающие понятия, в свете которых мы до сих пор представляли политических субъектов (человека и гражданина с их правами, но также суверенный народ, рабочего и т. д.), и воссоздать нашу политическую философию, отталкиваясь исключительно от образа беженца».
Эта концепция беженца является одним из оснований, на котором мы можем строить новую политическую философию, но для меня именно идея лагеря открывает новую политическую возможность. Пол Гилрой (Gilroy, 2004: 16) ратует за «планетарный гуманизм», основанный на идеях деколонизации, выдвинутых Фаноном и Сезером, и просит нас покинуть «лагеря» расы, национального государства и империи. Я же утверждаю, что мы не можем принять идею планетарного гуманизма, не заявив притязаний на лагерь и его многочисленное наследие, на его проблематику и обитателей. Более того, лагерь выходит за пределы индивидуального и коллективного, преодолевая человека как субъект политического. Лагерь включает в себя историю и архив, пространство и природу, протест, сопротивление и критику. Он включает траектории выселения и изгнания, сопутствующего ущерба и бегства; он принимает новые формы темпоральности и может выдвигать новые требования в адрес капитала, суверенитета, национального государства и режимов гражданства. Это, конечно же, парк Зукотти на Манхэттене, но также и «Женева-кэмп» в центре Дакки и «Джунгли» в Кале; заявляя права на лагерь как на место протеста и неотъемлемое конститутивное внешнее для города, мы можем раскрыть пространство для другой политики, других субъектов, других историй и другого будущего.
См. также: Изгнания; Вне/человеческое; Вне-человеческое; Некрополитика; Лампедуза; Occupy (по Делезу); (Не)зарегистрированное гражданство; Номадическая чувственность.
Лампедуза
Остров Лампедуза представляет собой пограничную зону – геологически он относится к Африке, политически – к Европе. С 2000-х гг. Лампедуза, часть Италии со времен объединения последней, стала «горячей точкой» – местом пересадки и передержки мигрантов, предпринимающих отчаянные попытки (каждая из которых может стать смертельной) переплыть Средиземное море, чтобы добраться из Северной Африки в Европу. Этот коридор имеет давнюю историю. До образования Европейского союза люди пересекали Средиземное море ради сезонной работы, но со вступлением в силу Шенгенского соглашения эти перемещения стали «незаконными». Вопреки заявлениям о «чрезвычайной ситуации», утверждающим, что смертельная опасность этого пути возникает из-за неуправляемого притока мигрантов, возросла она именно в этот момент. Ряд строгих административных мер превратил плавание из Африки на Лампедузу в путешествие на грани жизни и смерти.
Заголовки и события широко известны: холодный прием, оказанный 37 мигрантам, спасенным кораблем гуманитарной организации Cap Anamur в 2004 г.; насильственная высылка африканских мигрантов с острова Лампедуза в Ливию согласно секретному соглашению, заключенному правительством Италии; усилия ООН и УВКБ по вовлечению «третьих стран» в размещение беженцев; пожар 2009 г., уничтоживший переполненный центр пересылки мигрантов; прибытие на Лампедузу 48 000 мигрантов в результате арабских революций 2011 г.; подключение «Фронтекс» (Frontex), агентства Европейского союза по безопасности внешних границ, к патрулированию акватории между островом Лампедуза и Северной Африкой; гибель 300 человек у берегов Лампедузы в октябре 2013 г.; гибель 700 мигрантов в кораблекрушении у берегов Ливии в апреле 2015 г. Этот длинный список может продолжаться. Но Лампедуза – это не витрина жестокости. Чтобы понять происходящее за кулисами «спектакля границ», разыгрываемого на этом роковом острове, необходимо проанализировать все силы и ставки, стоящие за глобальным контролем человеческой мобильности и перекройкой территории, в этот контроль вовлеченной. Лампедуза – образцовый пример более широкой географии пограничного контроля, которая обрела свою форму по крайней мере с того момента, как в середине 1970-х в результате Вьетнамской войны появились «люди в лодках». Эта ускользающая и подвижная география совершенно не ограничена «открытыми ранами» (heridas abiertas), которыми, по словам Глории Э. Анзальдуа, «третий мир трется о первый и кровоточит» (Anzaldua, 1987: 3). Конечно, такие места, как граница Мексики и США или северные рубежи Австралии, являются «горячими», но достаточно стабильными точками, чтобы попытаться нанести их на географическую карту. Однако многократное глобальное увеличение маршрутов перемещения мигрантов и беженцев было встречено разнообразными попытками создать внешний контроль этих границ, а также разрастанием числа рубежей и зон ожидания вокруг и внутри национальных и региональных пространств, вне «Глобального Севера». Кризис беженцев рохинджа в мае и июне 2015 г., затронувший Таиланд, Малайзию, Индонезию и Филиппины, – одно из недавних напоминаний об этом.
География пограничного контроля в то же время является географией насилия и унижений, где «человеческое» подвергается постоянным испытаниям, обработке и пересмотру. Смерть на границе часто анонимна, в особенности (хотя и не только) на море. Даже если у тел есть имена, здесь главенствует образ неразличимой массы мертвых тел, пребывающих за порогом любой индивидуальности. Эта мысль красной нитью проходит через одну из самых сильных художественных работ, посвященных Лампедузе, – короткометражный фильм «Асмат – Номи» режиссера Дагмави Иимера (2014), в котором жертвы кораблекрушения 3 октября 2013 г. перечислены поименно, одна за другой.
Границы и контроль перемещений оказались в центре внимания гуманитарных акций как авторитетных гуманитарных организаций вроде УВКБ, так и НПО и прочих разнородных акторов. Переплетение гуманитарных логик с соображениями «безопасности» и экономической оценки «человеческого капитала» перемещающихся людей является определяющей характеристикой многих возникающих пограничных и миграционных режимов. В этом ассамбляже правительственных рациональностей, который невозможно адекватно постичь, сосредоточившись на «исключении», национальные государства продолжают оставаться значимыми игроками. Однако в то же время они вынуждены постоянно договариваться о своем суверенитете с органами международного правопорядка и глобальными игроками вроде Международной организации по проблемам миграции. «Биополитика» (понимаемая как попытка остановить, избирательно отфильтровать и перенаправить человеческие потоки) здесь структурно связана с «некрополитикой» кораблекрушений, утоплений и смертей от удушья в грузовиках. Гендерная, классовая и расовая принадлежность, «навыки», культура и религия постоянно оказываются ставкой в этом сочленении био- и некрополитики, сходящемся на фигуре человека, производя внутри нее новые иерархии и границы.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!