За мгновение до мечты - Галина Мишарина

свою усадьбу. Знала прекрасно, что мама будет не в восторге от этой истории и меня, одинокой и с ребенком на руках. Но папа поддержит. Бабушка поняла бы. И сестра будет рядом. Я не останусь наедине со своим горем.

Бьёрн тихо зашел в каюту и выдавил виноватую улыбку – Элиас все-таки достал его и разбил бровь.

– Она маленькая, не поймет… – Он сел рядом, и я со всхлипом прижалась к его плечу. – Тая. Теперь ты ненавидишь меня?

– Нет. Я пытаюсь подготовиться к тому, что нас ждет. Ты не можешь быть моим… А я не смогу отдать малышку. Даже тебе не смогу. Я не брошу ее еще раз.

– Ты права, – хрипло произнес он. – Ты ей нужна больше меня.

– Почему ты не сказал сразу?! Почему? – шепотом закричала я.

– Я боялся потерять тебя.

– Но теряешь в любом случае!

Он медленно покачал головой.

– Я вернусь к вам, Тая. Найду способ. Ты мне веришь?

– Да.

– Ты будешь ждать?

– Да.

– Сколько угодно? И не найдешь себе другого парня, лучше меня?

– Ты забыл? У нас дефицит мужчин.

– Уже нет. Простым терронцам позволено… Ну, если есть земля и с разрешения вашего правительства… в общем, все у вас в порядке с кадрами.

– Я поняла. Однако все это формальность, да? На самом деле выбора у нас нет? Терронцы никакие не гости, они сами хозяева.

Он кивнул.

– Почему тебе нельзя остаться со мной? – усмиряя ярость и отчаяние, спросила я. – Хотя бы иногда ты же можешь прилетать?

– Боюсь, что нет, – сказал он, глядя в сторону. Я чувствовала, как тяжело он дышит – то ли от гнева, то ли сдерживая слезы. – Не я выдумывал эти законы. Они боятся потерять воинов, уронить авторитет, сдать позиции. Мол, Терра – лучшее место для жизни. Но это не так. Она и вполовину не так красива, как твой мир.

– И что мы станем делать?

– Я доставлю вас домой, малышки. Там вы будете в безопасности.

– А если кто-то вроде Элиаса снова…

– Не попробует. С тобой будет охрана.

– В каком смысле?

– В прямом. Ариэль и Мун теперь женаты. Если позволишь, они станут жить с тобой. Мун кажется мирным и спокойным, но в бою он страшный противник. Он в долгу передо мной и не откажет. Ты согласна принять их?

– А они-то сами знают?

– Узнают.

Я кивнула.

– Сколько нам осталось?

– Недолго. Мы полетим напрямую. Меня ждут в штабе, я не могу опоздать.

– Я буду ценить каждое мгновение, Бьёрн. Я запомню всего тебя. И, если нам не суждено быть вместе, постараюсь справиться с болью ради дочки.

Мы приземлились на той самой поляне, где прежде Бьёрн оставлял корабль. Как же сладостно пахло лесом и рекой! Так привычно, замечательно и вкусно… но мне не было хорошо. Любима зажмурилась и замерла, удивленная приятному солнышку, свежему воздуху и неведомым звукам. Пели птицы, жужжали стрекозы, ветер касался волос. Дочке сразу захотелось пощупать колосок, и Бьёрн сорвал его, внимательно следя, чтобы Люба не запихнула неведомую штуку в рот.

Неделю назад мы расстались с Элиасом и Глаймом, а вот Халли рискнул остаться с другом. Он понимал, что его запросто могут обнаружить, но почему-то не паниковал и не суетился. И вообще, после ухода Хадры мужчина стал молчалив и угрюм. Наверное, жалел о содеянном, но я, честно говоря, не думала о них.

Мне предстояло смириться с грядущим горем. Будущее не всегда можно изменить, порой оно просто настает и бьет тебя с размаху снова и снова, не давая подняться с колен.

Я понимала, что нельзя рыдать, но сердце разрывало от боли. Наблюдая за тем, как мужчина рассказывает малышке о мире вокруг, как помогает ей неуклюже топать к яркому цветку, как трепетно прижимает к себе, сажая на колено, чтобы Любима могла изучить очередную добычу, я роняла тихие слезы, понимая, что так он с ней прощается. Малышка не запомнит его. Скорее всего, образ отца будет жить только в ее снах.

– Ты останешься на чуть-чуть?

– Нет, малыш. Не хочу тебя мучить, – отозвался он, не поднимая глаз.

– Бьёрн, – прошептала я и прижалась к нему. Зажатая между нами Любима начала заливисто смеяться. – Я не могу…

– Я не прошу тебя не плакать, – глухо произнес он, и перед глазами встала старая яблоня, под которой был похоронен Тема. – Ничего не бойся. Сердцем я всегда с тобой. То есть с вами, – он поглядел на дочку и выдавил кривую, дрожащую улыбку.

– Проводишь до дома?

– Конечно.

Отдал мне малышку, взял многочисленные сумки… Знакомая тропа казалась мне дорогой на казнь. Я старалась идти как можно ближе к Бьёрну, касалась его плеча, дышала им и не могла насытиться. Но мучительней всего было представлять мирную красоту усадьбы. Кто будет есть пироги и гонять на мотоцикле, как безумный? Кто спустится в погреб, любовно поглаживая банки и выбирая варенье для десерта? Любима подрастет и станет точно также облизывать ложку, и глаза ее загорятся яркими звездами, будут глубокими и добрыми, как у отца…

Мы расстались возле калитки, откуда было видно южную стену, поросшую плющом. Я знала, что дома кто-то есть, но не хотела знать, кто именно. Дыхание сбивалось, в носу щипало, и горло разъедала мучительная горечь. Я обняла Бьёрна.

– Не надо… дальше. Я… не могу. Если сейчас разрыдаюсь, Любима напугается. Я тебя люблю. Всегда буду любить. Возвращайся скорее, Бьёрн.

Его лицо расплывалось.

– И я тебя люблю, Тая. Ты – мое чудо, единственная настоящая радость. Твой свет поможет не заблудиться, и я вернусь… Я постараюсь вернуться.

Он не верил в свои слова, и я знала, что не должна ни о чем больше просить. Нет, он не вернется. Нужно пережить эти секунды, как-то справиться ради малышки.

– Люблю тебя, – повторила я, уже не сдерживая всхлипы. – Ни о чем не жалею! Я бы поступила также снова. Хорошо, что тогда упала с мотоцикла. И плохо, что ты терронец и капитан большого корабля.

– Я не знаю, что хорошо, а что плохо, – пробормотал Бьёрн. Он держался с поразительной стойкостью, но я видела, что еще чуть – и заплачет. – Может, это все зря.