Свои по сердцу - Леонид Ильич Борисов

что человек произошел от обезьяны. Однако толпа, собравшаяся у дома Милли Парксин, потребовала, чтобы камень был немедленно извлечен, и бросилась в подвалы. Через полчаса с помощью самой Парксин был вынесен огромный камень весом не менее двенадцати килограммов, который тут же толпа поделила между собою…»

Этцель схватился за бока и в припадке смеха согнулся в три погибели. Жюль Верн, наоборот, сохранял невозмутимо серьезный вид.

— Вот, друг мой, — сказал он, когда издатель успокоился. — Отдохните немного, а потом я продолжу чтение.

— Еще не все? — воскликнул Этцель.

— Еще не все. Извините мой очень плохой перевод с английского, но, даю слово, он совпадает с подлинником по смыслу и интонации. Я открываю газету на восьмой странице и среди объявлений нахожу следующий перл. Будьте мужественным, хладнокровным человеком, мой друг. Слушайте: «Владелец аптеки № 17 на площади Вашингтона имеет честь довести до сведения своих покупателей, что продажа исторических осколков большого камня, на котором сидели наши прародители Адам и Ева, производится ежедневно с пяти вечера до восьми. Постоянным покупателям и лицам старше восьмидесяти лет скидка двадцать пять процентов. С почтением Джек Сидней…»

— Потрясающе… — только и мог произнести Этцель. — Подождем с изданием вашего рассказа; согласны? Что вы делаете сейчас, над чем трудитесь?

— Пишу, — коротко ответил Жюль Верн. — Работаю, как всегда. Замысел моего нового романа тревожит меня необычайно.

— «Таинственный остров»? — шепотом произнес Этцель.

Жюль Верн кивнул головой и погрозил пальцем:

— Никому ни слова, прошу вас! Я суеверен, не люблю болтовни о вещах, которые еще не сделаны.

* * *

Весной семидесятого года Наполеон Третий наградил Жюля Верна орденом Почетного легиона.

— Поздравляю вас, мой дорогой друг! — сказал Этцель. — Почему вы морщитесь? Разве вы не испытываете радости?

— Мне грустно, — ответил Жюль Верн, — что эту радость мне преподносит Наполеон Маленький, человек, которого я презираю. Кстати, мой добрый издатель, хотели бы вы быть кавалером ордена Дружбы?

— Ордена Дружбы? — изумился Этцель. — Первый раз слышу о таком ордене…

— Такого ордена нет нигде, ни в одном государстве, — сказал Жюль Верн, — но такой орден должен быть. И когда это случится, — человек, награжденный им, станет не хуже, а лучше. Мне кажется, орден этот должен называться «орденом Друга». Вы ничего не понимаете?

— Ничего не понимаю, — улыбнулся Этцель. — Объясните, я заинтригован.

— Раз в год, — начал Жюль Верн, — каждый большой человек того или иного государства — писатель, художник, путешественник, композитор, актер — подает в особую комиссию просьбу о награждении орденом Друга кого-то из своих друзей. Например, я прошу наградить вас, мой милый Этцель.

— Польщен, — поклонился издатель. — Начинаю кое о чем догадываться.

— Вас награждают орденом. Не знаю точно, как именно он будет выглядеть, но на нем непременно должна быть ласточка! Получив этот орден, вы, естественно, возбуждаете у всех чувство почтения, уважения и даже любви. Всем хочется иметь такой орден с изображением милой, родной всем птицы-ласточки. Но получить его не так-то легко, — для этого необходимо, чтобы я любил вас так же сильно, как и вы меня, чтобы наша дружба ничем не была омрачена, чтобы ни я вам, ни вы мне не сделали гадости, подлости. Понимаете?

— Весьма обязывающий орден, — отозвался Этцель. — Но мне кажется, что таким образом очень скоро все люди в некоем государстве будут носить в петлице орден Друга.

— Так оно и должно быть, — улыбнулся Жюль Верн. — В этом сила ордена Друга! Он подобен клятве, честному слову, присяге, верности в любви. Тот, кто носит этот орден, есть, в сущности, Лучший Человек. И меня делает таким же тот, кто верит мне. Я, извините, сделал ошибку, имея в виду только больших людей государства, — вернее, причислив к ним служителей искусства. Право на представление к ордену имеет каждый человек. Гедо может представить Барнаво, Барнаво вас, вы своего слугу. Орден Друга нравственно связывает людей.

— Вы идеалист, мечтатель, фантазер! — с жаром проговорил Этцель и обнял Жюля Верна. — Все это очень хорошо в теории, в мечтах, но…

— Подождем того времени, когда это будет возможно и на практике, — серьезно произнес Жюль Верн. — Мои романы — тоже мечта, но мечта действенная, страстная, живая; она осуществится не сегодня-завтра.

…Девятнадцатого июля 1870 года началась война между Пруссией и Францией. Париж превратился в военный лагерь. Жюль Верн с утра посылал за газетами и уединялся, чтобы ему никто не мешал. В конце июля был созван семейный совет, на котором присутствовал и Барнаво.

— Горячо советую и настоятельно прошу тебя, моя дорогая, — обратился Жюль Верн к Онорине, — вместе с девочками и Мишелем уехать из Парижа. Противник, я уверен в этом, направит свои войска на столицу. Для тех, кто управляет Францией, немец не враг. Впрочем, не будем громко говорить об этом.

Далее Жюль Верн сказал, что ему сорок два года и его, наверное, призовут в армию, а поэтому он никуда не может уехать, — да и куда ехать? И разве можно покинуть родину в эти часы…

— На первое время можно поселиться в Амьене, — предложил Барнаво. — Там живут родители мадам. Вас, Жюль Верн, могут призвать, но из вас нельзя сделать солдата. Вы моряк, у вас есть свой корабль. Вам предложат драться на море.

Все рассмеялись, но произошло так, как сказал Барнаво. Жюль Верн получил повестку, явился на призывной пункт, был вызван на осмотр.

— Ого, бородач! — воскликнул председатель призывной комиссии. — Доброволец? Приглашены повесткой? Жюль Верн? Тот самый?

— Отличное сложение, — заметил врач.

— Впервые вижу знаменитого человека, — признался один из членов комиссии. — Мой сын уверяет, что вы миф.

— Для несения военной службы годен, — сказал председатель. — Гм… У вас, кажется, есть своя яхта?

И все пять членов комиссии принялись разглядывать полуголого сочинителя романов.

— Да, у меня есть яхта, — ответил Жюль Верн. — На яхте два матроса, одному сорок семь лет, другому пятьдесят. Они вооружены мушкетами. На борту яхты стоит пушка образца тридцать первого года. Она стреляет на двести шагов и даже может убить. Прошу не принимать в расчет мою писательскую деятельность, — если я годен по состоянию здоровья…

— Вы плохо видите левым глазом, — заметил председатель комиссии.

— Я очень хорошо вижу все то, что достойно внимания, — ответил Жюль Верн. — А потому прошу найти для меня подходящее место там, где я буду полезен в обороне отечества.

Комиссия принялась вслух совещаться, и минут через пять-шесть вынесла решение: Жюль Верн, рождения 1828 года, по состоянию здоровья годный для несения военной службы, хозяин яхты, призывается в качестве моряка и ему вменяется в обязанность патрулировать побережье от возможных набегов германских рейдеров.

Свою семью Жюль Верн отправил