Проклятые поэты - Игорь Иванович Гарин

по мнению Йитса, интерпретировал произведение Лиль Адана «как-то узко… в том значении, что любовь была единственно важной вещью в мире».

Йитс ценил новаторство французских поэтов, их принадлежность искусству («Никогда прежде, возможно, люди так не старались писать как можно лучше»), почти повторяя Гайльда, он провозглашал: «Тот, кто хорошо пишет, а плохо живет, обычно дает миру больше, чем тот, кто плохо пишет, а живет хорошо».

У. Б. Йитс не ограничивался французскими «прóклятыми» и поэтами «Цветов Зла» – ему был близок и Вийон, и Ронсар, и «Плеяда», и «Парнас».

В цепях молчания, в заброшенной могиле

Мне легче будет стать забвенной горстью пыли,

Чем вдохновением и мукой торговать.

Модернисты нашего времени так или иначе отдали долг своему гениальному предтече. Ж.-Э. Клансье назвал роман Пруста, величайшую модернистскую эпопею душевной жизни, огромным стихотворением в прозе, что во многом относится и к творчеству Джойса и Музиля.

С 1969 года во Франции по инициативе Роберта Коппа и Клода Пишуа начали выходит Бодлеровские сборники, а в исследования его творчества включились крупнейшие деятели культуры (Ги Мишо, П. Элюар, Р. Якобсон, Т. Адорно, К. Леви-Стросс, М. Бютор, Ж. Пуле, Р. Копп, Ф. Лике).

В настоящее время бодлероведение включает несколько десятков тысяч работ, наиболее известные авторы – К. Пишуа, Р. Вивье, Л. Декон. Ж. Блэн, А. Ферран, М. Рэймон, Ж. Помье, Ж. Крепэ, Ж.-П. Сартр, Ж. Прево, М. Рюфф, Л. Дж. Остин, П. Траар, А. Карте, Ф. Порше, Ж. Муке, У.-Т. Бэнди, М. Баррес, П. Флотт, А. Пейр, А. Кассань, П. Кастекс, А. Капассо, А. Фюме, О. Леви, Д. Моссоп, Г. Кан, А. Леметр, Ж. Вье, Ж. Юбер, М. Раймон, Ж. Мунен, М. Эйгельдингер, Л. Аустин, М. Милнер, Т. Молнье, К. Эстебан, К. Рейхенбергер, А. де Ренье, Ф. Коппе, Ж. Ришпен, Л. Бопп, Р. Карго, Р. Фуглистер, Ж.-Ф. Делёсаль, из русских – В. Левик, М. Нольман, Г. Орагвелидзе, П. Антокольский, М. Толмачев, Д. Обломиевский, Н. Балашов, О. Тимашева. Без преувеличения сегодня он входит в число перечисленных им «звезд первой величины» рядом с именами Данте, Тассо, Леопарди, Гейне, По.

Президент Франции Жорж Помпиду известен как составитель одной из лучших антологий французской поэзии. Подводя однажды итоги литературного коллоквиума в Ницце, Помпиду акцентировал внимание на творчестве Бодлера, лучше других выразившего, по его словам, вечные темы поэзии, впервые в выражении этих тем заговорившего языком, передающим устремления и ощущения современного человека, стоящего на важнейшем перекрестке Истории.

В XX веке из «изобретателя экстравагантных парадоксов» и «любителя ошеломляющего эпатажа» Бодлер обратился в первопроходца и открывателя огромной «терра инкогнита», неизведанного континента новой поэзии и новой эстетики. Бодлеру посвящают спектакли, телевизионные и художественные фильмы («Рана и нож», «Ночь и маяки», «Слава Бодлера»), международные конференции и симпозиумы, собирающие сотни и сотни его исследователей и почитателей. Бодлеровские дни в Намюре и Брюсселе (10–13 октября 1967 г.) собрали представителей почти всех европейских стран, США и Канады; все они были единодушны в том, что «Цветы Зла» удивительно современны и продолжают оставаться ориентиром для поэтов разных школ и поколений.

Шарль Бодлер действительно определил направления развития поэзии XX века, ее животрепещущую актуальность и полемическую остроту. Неслучайно Т. С. Элиот назвал его «архетипом поэта, поэзии», а многие поэты видели в нем прямого предшественника символизма, сюрреализма, экзистенциализма, абстракционизма – модернизма во всех его разновидностях. В бодлероведении существует целое направление работ о влиянии «Цветов Зла» на мировую поэзию. Общим местом стало утверждение критиков, что «искусство Бодлера – вневременно и всеобще».

К числу самых значительных открытий поэзии Бодлера относят «понимание единства психической жизни», «героическое стремление к гармонии духовной жизни», «синтез знания прошлого и своей современности». Синтетизм, соединение в единое целое самых противоположных начал признается наиболее характерной и перспективной особенностью эстетики и поэзии Бодлера. «Всей своей позицией поэта, теоретика и критика (он)…наметил новый тип поэта, ответственного за себя и за свое время, и обосновал новый статус поэзии как постоянного, неистребимого аспекта творческой человеческой деятельности».

Один из первых переводов Бодлера на иностранные языки сделан в России: в 1852-м в «Пантеоне» опубликован отрывок из книги Бодлера об Эдгаре По. В 70-х годах XIX века стихи поэта переводили Д. Минаев и Н. Курочкин. Полный, не вполне удачный перевод «Цветов Зла», осуществленный П. Якубовичем, вышел двумя изданиями в 1895-м и 1906 годах. В 1896 г. в Париже под редакцией А. И. Урусова увидел свет сборник «Гробница Шарля Бодлера». Естественно, как я отмечал ранее, огромный вклад в российскую бодлериану внесли поэты Серебряного века, многие из которых признавали себя учениками великого француза.

Николай Гумилёв, в кругу которого о французских прóклятых говорили только с восхищением, подчеркивал огромное влияние Бодлера на мировую поэзию, отрицал его принадлежность к литературным школам:

Бодлер в действительности не примыкал ни к какой школе и не создал своей. Во Франции его считали то романтиком, то парнасцем, у нас почему-то еще и символистом. Но для того чтобы быть романтиком, ему не хватало ни культа чувства, ни театрального пафоса, ни характерного многословья. Для парнасцев он был слишком нервен, слишком причудлив, и он говорит не столько о вещах мира, сколько о вызываемых ими ощущеньях. С символистами у него общего только то, что они у него заимствовали, главным образом, утонченная фонетика стиха, но ни ощущенья многоплановости бытия, ни желанья дать почувствовать за словами абсолютное у него не было. Чистыми бодлерианцами оказались только два поэта – Морис Роллина (1846–1903), автор «Неврозов», и бельгиец Иван Жилькен (род. 1858), автор «Ночи». Оба они заимствовали у Бодлера его пессимизм, интерес к проявлениям личной и общественной истерии, любовь к редкому и подчас чудовищному. Роллина кончил как поэт деревни и крестьянства; Жилькен – как обличитель несовершенств социального строя.

Гораздо глубже было влиянье Бодлера на поэтов, вышедших из парнасской школы, чтобы стать вождями символизма. Культ красоты и тоска по бесконечности достались Стефану Малларме, Поль Верлен для своих «Сатурнических Поэм» получил в наследство от Бодлера тоску, полную поэтических видений. Почти для всех символистов имя Бодлера было священным. Однако в двадцатом веке, когда в лице Поля Клоделя и Франсиса Жамма наметился во французской поэзии уклон к католицизму и величавой простоте средневекового ощущенья жизни, Бодлеру поставили в вину его интеллектуальность, пессимизм и некоторую манерность, и молодое поколение поэтов отошло от него.

На самом деле после провозглашения Бодлера «королем поэтов», поэтическим богом, а его творчества – лирическим «золотом» самой