Воин и маг - Валерий Иващенко

Valle глубоко вздохнул, и блаженное забытьё снова сомкнуло вокруг него свои милосердные объятия...

В следующий раз он пришёл в себя не скоро, судя по тому, что он был уже в доме. Обведя взглядом нарочито простые бревенчатые стены, сложенные из мощной лиственницы, баронет даже задумался, где бы это он мог быть. Не придя ни к какому выводу, он с трудом поднялся.

Дом было качнулся перед глазами, но затем послушно встал на своё место. Придерживаясь рукой, молодой маг зажёг свой магический светильник, осмотрелся ещё раз – вроде и знакомо, но всё равно ничего не понятно, а посему он потихоньку поплёлся на еле слышные голоса. Тем более, что бурчащий желудок уже требовал своего, а примерно с той же стороны доносились весьма аппетитные запахи.

Пройдя по коридорчику, вымощенному добротными дубовыми плахами, Valle вспомнил наконец, где он всё это видел – и развешанное на стенах оружие вперемешку со связками луковиц и перца, и простую, но здоровую обстановку. Это был тот самый, летом сделанный охотничий домик в лесу, про который святое воинство попросту не успело разнюхать.

В зале обнаружилось немало народу, в том числе и детей. Какая-то согбенная старушенция осторожно втирала мазь Гуго, левая половина лица которого представляла собой один большой ожог. Трент на столе у окна ладил арбалетные болты, а остальные – кто спал, кто тихонько шептался. Разговор в основном сводился к видению, подсмотренному Гуго-молчуном и Трентом, да к извечному вопросу, как таперича жить.

– Ваша светлость проснуться изволили! – радостно воскликнула какая-то крестьянка, рябая бабища средних лет. Она тут же, умилённо глядя, подхватилась с тюфяка, постеленного у стены, и низко поклонилась вошедшему. Остальные последовали её примеру, разве что Трент отвесил более сдержанный поклон, а молодого парня с окровавленной повязкой на ноге баронет остановил сам.

– Ладно, хватит, – поморщился баронет, непривычный к таким почестям, – Кто рассказывать будет?

Рассказывал в основном Гуго, иногда забываясь и тут же подвывая от боли в обожжённых губах. Его рассказ свёлся к тому, что перед самым снегом налетели святоши, пожгли-пограбили, и ушли южнее, к перевалу, готовить на зиму оборону. Две единственные расчищенные дороги, по которым можно пробраться без боязни утонуть в снегу, плотно патрулируются усиленными отрядами, подкреплёнными монахами.

Valle подумал немного, поглядывая на людей, глядящих на него со страхом и надеждой.

– Что в деревнях?

Трент виновато, словно именно он проштрафился, понурил голову.

– Половину порезали, остальных, кто покрепче, в рабство угнали. В цепь по двое заковали, как скотину на базаре, и увели.

– А как вы уцелели? – баронет уселся на освобождённый для него стул. В руку ему чья-то понятливая душа тут же сунула увесистый ломоть хлеба с грудинкой и стакан вина.

– Кто как, – Гуго пожал плечами, – Кто в дороге был, кто в лес за дровами намерился. Мы вот с Трентом на Дальние озёра махнули. Там лёд стал, вот мы на рыбалку и съездили.

– Сына вот старшего с собой взял, – вздохнул он тяжело, – А остальные мои...

И, махнув рукой, отвернулся.

Valle задумался. Конечно, людей жаль. А своих родных в особенности. Облокотившись на уютно-тёплую стену, он глядел на грязных, усталых оборванцев, преданно смотрящих на него.

– Ещё несколько егерей, кто в лесу был, – добавил гном, собрав болты в пучок и аккуратно завернув в тряпицу, – Они сейчас вокруг дома посматривают. А по ночам на охоту ходим. На самых страшных зверей...

И сделал зверское лицо.

Гуго повернулся к свету, и Valle заметил, как предательски блестят его глаза.

– Вы ведь теперь наш барон, ваша светлость. Командуйте.

Вздохнув, молодой маг снова оглядел подавленно замолчавшую компанию. Все смотрели на него, только раненный парень забылся тяжёлым сном.

– Мой покойный отец официально не называл меня своим наследником, – осторожно начал он, – И Император тоже не утвердил меня бароном. Но я позабочусь о вас – ведь вы люди моего отца.

Глядя в радостно засветившиеся лица, Valle вдруг почувствовал, что это такое – ответственность. За людей, за их жизни и смерти. За их страхи и радости. За всё их будущее.

Он встал, и люди с негромкими возгласами вскочили тоже. Градом посыпались вопросы. Баронет требовательно поднял руку, и тотчас же воцарилась тишина. Лишь сверчок в соседней команате продолжал свою песенку безо всякого почтения к дворянскому титулу.

– В ближайшее время всех выведу к своим, в пределы Империи. Устрою, дам денег на первое время. Кто нуждается в целителе, получит любую помощь, что только возможно получить за деньги.

Он выждал пару мигов, обдумывая свои слова.

– А затем я хочу немного погулять в этих краях. Мне понадобятся добровольцы. И без покойников у святош не обойдётся.

– Само собой, – довольно осклабившись, прогудел гном, – Я хоть присягал вашему батюшке, но и вам служить буду. Я доброволец!

Вслед за ним вызвался и Гуго, и молодой парень, заявивший, что не прочь поквитаться за отца с матерью и сестрёнку. Старушенция, ловко сменившая повязку у бредящего во сне раненого, вызвалась тоже.

– Готовить, стирать, хозяйство вести. Немного врачевать умею.

Её, гордо задравшую сухонькое личико, баронет принял тоже.

– С егерями поговорить надо, – подал дельную мысль Трент, – Их опыт ой как пригодится!

Двое согласились сразу, а третий – молодой леани, только осенью нанявшийся на службу к покойному барону, отказался, глядя в глаза со странным выражением лица.

– Не в обиду вам будь сказано, вы чёрный маг, и этого достаточно, чтобы не служить вам ни на каких условиях.

– Жаль, – баронет опустил голову, – Я ведь собирался угнанных в рабство освободить. И очень на тебя рассчитывал.

Леани заколебался, пожал плечами.

– Тайные тропы перекрыты, один-два ещё пройдут, а больше никак.

– А если я тебе свои тропы покажу, которые чуть поглубже – не испугаешься?

Молодой человек задумался, почесав своё чуть заострённое кверху ухо. Наконец он принял решение, которое не замедлил озвучить.

– Я помогу. Но не как слуга. А как доброволец. Закончим – уйду.

– Хорошо, – устало кивнул баронет. От тепла и сытости глза его уже слипались. Он потом ещё что-то утрясал и согласовывал, отдавал какие-то приказы, с кем-то советовался, но на самом деле он уже спал.

Барон Дравен с самого утра был не в духе. Солдаты, едва завидев его хмурое лицо, сразу становились рьяными образчиками воинской службы, а слуги благоразумно старались не попадаться на пути. Зайдя в фамильную усыпальницу, где полгода как обосновалось последнее пристанище супруги, барон застал тут мрачного, как этот день, своего старшего сына. Вздохнув, отец понурил голову, вновь отдавая дань уважения своей баронессе. За последнее время это стало каким-то ритуалом.