Василиса Опасная. Воздушный наряд пери - Ната Лакомка

– И что же? – спросила я, уже ничего не соображая.

Как можно было думать о чем-то другом, когда Кош Невмертич вот так обнимал меня, почти касался губами, почти… уговаривал…

Вместо ответа ректор расстегнул пиджак, и мне мгновенно стало жарко. Может, тоже что-нибудь расстегнуть? Три верхние пуговки на кофте, к примеру?

Но тут Кош Невмертич достал из внутреннего кармана фотографию. Мою фотографию. Я едва успела заметить это, как он спрятал ее.

– А вы? – сердце мое бешено забилось. – Как вы узнаете меня? Может, паролем будет…

– Не надо паролей, – перебил он, выпрямившись, и снова превратился в Ледяного принца, господина Холодного-насмешливого-ректора. – Вас, Краснова, я узнаю и без пароля.

– Да ладно, – пробормотала я недоверчиво, недовольная, что все эти секреты и явки нужны для меня-балбески, оказывается. А не для него.

– Я вас узнаю и с закрытыми глазами. Можете не сомневаться.

– И как узнаете? – шепотом спросила я.

Ректор смотрел на меня и молчал, а я ждала, замирая от предвкушения. Сейчас он скажет… что-нибудь такое, красивое скажет… Что-нибудь ужасно романтичное…

– Идите-ка на лекцию, Краснова, – сказал он, возвращая меня с небес на землю. – В вашей жизни ещё встретится уйма чудовищ и магов, желающих подпортить вам жизнь, но это не повод, отлынивать от учёбы.

Ну конечно, как будто Айсберг Невмертич мог сказать что-то другое.

– Уже пошла, – сказала я с отвращением. – И вам не кашлять.

Сейчас выйти и так хлопнуть дверью, чтобы все его драгоценные яйца вдрызг разлетелись!

– Василиса, – окликнул ректор, когда я была уже на пороге. – Ещё пара слов.

– Учиться и учиться? – хмуро поинтересовалась я.

– Нет, – он подошел ко мне, но не прикоснулся, хотя я очень этого ждала. – Что бы ни случилось, обещайте мне не повторить судьбы предыдущей жар-птицы.

– Вы о чем это? – возмутилась я. – Про самоубийство, что ли? Да я никогда…

Он прижал указательный палец к моим губам, и я замолчала, как по волшебству. Всё-таки, этот человек имел надо мной огромную власть. Мог попросить о чем угодно – и я бы сделала, не задумываясь. А он просил о такой ерунде.

– Что бы ни случилось, – повторил Кош Невмертич. – Потому что всё можно, пока жив. Потом уже – ничего не исправить. Запомните – всё можно, пока жив.

Какая-то глупость эти разговоры. Лучше бы поцеловал, что ли. Было бы больше пользы.

Я подождала, не услышу ли ещё чего-нибудь, но ректор убрал руку и приглашающее указал на дверь. Значит, всё. Разговоры закончены.

– Тогда я вам кое-что скажу, – заявила я, встряхнув волосами. – Не пару слов. Слов пятьдесят, наверное. Зохак, конечно, чудовище. И с Баюновым он себя повел, как убийца. И то, что он за мной охотится – мне совсем не нравится. Но вот что странно – только он слушал меня. И слышал. Вы понимаете, о чем я? Да, что он всё врал. Но он был рядом, когда вы партизанили, Кош Невмертич. Не надо партизанить. Переходите уже к рукопашному бою. А я… – тут я на секунду замялась, но решительно закончила: – Я уже говорила и ещё повторю. Я вас буду ждать, хоть десять лет. Даже если вы уйдете в глухое подполье. Но и мне хотелось бы знать, если я уже проиграла на любовном фронте.

Глаза у ректора по-кошачьи блеснули, губы дрогнули. Едва заметное движение по направлению ко мне, и снова остановка – будто он хотел броситься на меня, совсем как зохак, но в последний момент сдержался.

– Понял вас, Краснова, – произнес он сквозь зубы. – Вы не проиграли. Вы меня разбили наголову. Прикажете сдаваться в плен? На милость победительницы?

– Опять издеваетесь? – спросила я со вздохом. – Ладно, пока вы тут выбрасываете белый флаг, я на занятия.

Кош Невмертич не стал меня удерживать, а я не оглядывалась, но спиной чувствовала его взгляд.

И вот ведь удивительно – вроде бы ректор и признался мне в чувствах, вроде бы и проявил ревность, а всё равно что-то было не то. Будто мы и правда бродили вокруг друг друга, выискивая слабые места и прощупывая почву. Но зачем? Я не собиралась с ним сражаться. Или не так… Я готова была сражаться с ним – но вместе с ним против всех.

А он…

Я фыркнула и ускорила шаг по направлению к аудитории.

Партизан!.. Сдаваться он собрался! Решил бы сдаться – не спрашивал бы разрешения. А ещё лучше – взял бы меня приступом. Я бы даже не сопротивлялась. Ну, если только немного… Для вида. Чтобы ему победа не показалась слишком легкой.

Пару дней в «Иве» только и было разговоров про то, что зохак проник в институт, чтобы похитить жар-птицу, но не похитил, потому что жар-птица от него удрала.

Это было не совсем правдой, но я никого разубеждать не собиралась, и ходила королевой, напуская таинственный и серьезный вид.

Царёв переборол гордость и заговорил про зохака, расспрашивая, как он выглядел, и как я с ним справилась.

– Не справилась бы, – небрежно рассказала я. – Он сильный, змеи ещё эти… Он Баюнова скрутил, как котенка. А ты же видел Баюнова – совсем не Дюймовочка. Я не стала геройствовать и убежала. Вывернулась – и убежала. А узнать его просто, даже если он головы прячет. У него костей нет. Жмешь пальцем на позвоночник – а там ничего. Только мышцы.

– Жутко, – завистливо согласился Царёв, глядя на меня больными глазами.

– Ну да, не в «Небесах» коктейли тянуть, – согласилась я.

Мимо продефилировала Вольпина, сделав вид, что меня не замечает. За ней, как обычно, тянулась вереница студентов во главе с «конфетками».

– Какая хорошенькая фотография! – заливалась соловьем Кариночка. – Ты на ней такая масюсечка! Такая шоколадочка!

– А что он от тебя хотел? – спросил Царёв. – Василиса? Слышишь?..

– Подожди, – пробормотала я, глядя вслед Вольпиной и боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть важную мысль.

Фотки… Вольпина смотрит фотки…

И у ректора в сейфе – тоже фотографии. И ещё одна – моя – в кармане пиджака, у сердца. Вдруг что-то случится – по фотографиям можно найти человека. Почувствовать его.

– Вот что она искала… – я отпихнула ничего не понимающего Царёва и бросилась в общежитие со всей скоростью, на которую были способны мои сапожки на каблуках.

Ворвавшись в свою комнату, я залезла под кровать и достала рюкзак с вещами, присланными мне родителями и Ленкой.

Где же… где же?..

Я лихорадочно перебирала коробки, тарелки, тетради и прочую дребедень, пока не нашарила фотоальбом. Кто-то положил мне его – маленький мягкий фотоальбом, с несколькими фотографиями из моей прошлой жизни.

Вот я с родоками… Вот я на выпускном… Вот мы все вместе на дне рождения бабушки…

Но была ещё одна фотография – крупным планом, с Ленкой.