Император. Кровь богов - Конн Иггульден

– Топоры! Ради Марса, рубите веревки! – проорал он, и в его голос ворвалась нотка паники.

Он проклял медные проволоки, вплетенные в веревку. Они выдержали первые удары, и корабль продолжал накреняться – тонущая галера тянула его за собой. Наконец, первая веревка лопнула с резким звоном, который разнесся над водой. За ней последовала вторая. Третья, когда ее разрубили, ударила по лицу одного из солдат, сбросив его в море. Лицо его превратилось в кровавое месиво.

Галера Агриппы выпрямилась, подняв волну, которая окатила гребцов на нижней палубе.

– Расчеты гарпаксов! – прокричал он уже хриплым голосом. – Подготовить новые веревки и якоря!

Они везли с собой второй комплект, но, пока воины занимались этим, еще одно судно приблизилось к ним на полной скорости. Агриппа едва успел дать команду вновь убрать весла с левого борта. Галеры столкнулись корпусами, дерево застонало. Виспансий ощерился, увидев, что вражеские солдаты готовы перебросить на его палубу абордажные вороны.

– Абордажные группы! Все наверх! Отбросить врага! – захрипел он.

Предводитель флота не мог покинуть свой пост на носу, но увидел, как Цильний Меценат вытащил гладий и схватил щит с деревянной стойки, на которой они хранились. С первой волной солдат Меценат бросился к тому месту, куда, как ожидалось, противники должны были перебросить абордажный ворон, в то время как другие солдаты готовили собственные перекидные трапы. Вражеская галера встала под углом, и абордажный ворон на корме не достал до нее, зависнув, как деревянный язык, а люди стояли рядом, не имея возможности добраться до врага. Зато носовой ворон упал на палубу вражеской галеры, и железный шип впился в дерево.

Солдаты Агриппы побежали по нему, но еще больше защищали собственную палубу. Виспансий видел на вражеской галере центурию легионеров, но его вторая задумка сразу доказала свою эффективность. Каждый из его гребцов получил это место, лишь доказав свое умение биться на мечах. Они оставили весла и побежали наверх, так что бойцов у Агриппы оказалось в три раза больше, чем вражеских легионеров, и каждый из них владел мечом лучше многих. Меценат вместе с ними перебежал на вражескую палубу, отражая и нанося удары. Его группа расширяла плацдарм, чтобы в бой могли вступить все новые и новые солдаты-гребцы.

Впрочем, бой этот больше походил на резню. Обе сторону сумели прорваться на палубу вражеской галеры, но тех, кто ступил на корабль Агриппы, тут же изрубили в капусту, а тела их выбросили за борт. Солдаты Виспансия, наоборот, смели все на своем пути и ворвались на нижнюю палубу, где положили гребцов на пол. Под восторженные крики они выволокли на палубу капитана в шлеме с плюмажем, попытавшегося спрятаться внизу, увидев, что его корабль захвачен. Еще живого, его выбросили за борт, и он пошел на дно под тяжестью собственной брони. Агриппе хотелось оставить себе этот корабль, но вокруг еще кишели враги.

– Поджигайте его и быстро возвращайтесь, – приказал он, оглядывая море в поисках новой угрозы, пока под дикие крики гребцов черный дым не поднялся над захваченным кораблем. Агриппа не стал слушать эти крики: он привык к тому, что справедливости в бою не бывает. Молодой флотоводец знал, что эти люди атаковали его не по своей воле, но не мог ничего поделать, не мог проявить милосердия. Его солдаты вернулись на галеру, и абордажные вороны заняли исходное положение.

Галеры разошлись, колонна черного дыма поднималась все выше, над палубой вражеского корабля плясали языки пламени. Агриппа громко поздравил своих людей с победой, когда они рассаживались на скамьях нижней палубы, бросив мечи под ноги и вновь взявшись мозолистыми руками за весла.

Сражение разбилось на отдельные бои. На огромном пространстве одни корабли гонялись за другими. Воду покрывали масляные пятна, куски дерева и человеческие тела, причем некоторые из них еще двигались. Агриппа видел перевернутые корпуса, но не мог сказать, его это галеры или вражеские. Из тех, что продолжали сражение, он узнавал свои с одного взгляда, и ему нравилось число оставшихся на плаву и продолжавших сражаться.

Потом он повернулся на треск катапульт и увидел, как якоря выстрелили с одного из его кораблей, зацепили вражескую галеру и принялись подтаскивать ее к себе. То ли благодаря удаче, то ли из-за появившегося навыка, обе галеры не накренились, а лишь сошлись бортами, после чего солдаты-гребцы по абордажным воронам ворвались на корабль противника и захватили его, уничтожив все живое.

Подошел Меценат, тяжело дыша после яростной схватки. Он изумленно оглядывался, потому что никогда раньше не видел морского сражения.

– Мы побеждаем? – спросил он, положив меч на поручень.

– Еще нет. – Агриппа покачал головой. – Половина кораблей, которые ты видишь, обездвижены. Мы можем их захватить, но смысла в этом нет. – Четвертной ход! – приказал он, и галера медленно двинулась среди горящих кораблей. Кругом кричали люди, остававшиеся на охваченных огнем галерах, задыхающиеся от черного дыма. Ветер усилился, отгоняя дым на восток. К изумлению Мецената, солнце лишь чуть поднялось над горизонтом. Он-то думал, что сражение длилось уже много часов.

Пока они лавировали среди выведенных из строя кораблей, Агриппа заметил галеру, с которой вступил в бой в самом начале битвы. Ее команда предприняла героические усилия, чтобы перенести часть весел на другой борт и обеспечить потрепанному кораблю хоть какую-то подвижность. Агриппа увидел новые сигналы, появившиеся на его мачте, и огляделся, чтобы понять, много ли кораблей реагирует на них. Прошла вечность, прежде чем на них отозвались: он увидел, как флаги поднимаются на далеких галерах, и они начинают возвращаться.

Виспансий приказал поднять на мачте свои сигналы, чтобы перегруппировать флот, а потом ему осталось только ждать.

– Сейчас мы все и увидим, – мрачно изрек он, после чего поискал глазами ближайшую галеру, не поврежденную в бою, но с флагом римского флота и повысил голос: – Вон тот корабль. Не будем дожидаться, что они сами придут к нам.

Его люди устали – они гребли всю ночь, а потом сражались, – но Меценат увидел, с какой дикой радостью расчеты гарпаксов принялись свертывать в бухты веревки и заряжать катапульты. Они не собирались проигрывать это сражение, пройдя столь долгий путь.

Слепящая ярость начала захлестывать Ведия, когда он увидел, как вражеский флагман поднимает на мачте новые сигнальные флаги. Они ничего не значили даже для опытных легионных сигнальщиков, которые у него служили. Кем бы он ни был, думал Ведий, этот ублюдок обхитрил его. Летающие якоря легко и быстро уничтожали его галеры. Три перевернулись у него на глазах еще до того, как на нижней палубе навели какое-то подобие порядка.

Заместитель Секста содрогнулся, вспомнив, что представляла собой нижняя палуба. Он-то думал, что его желудок уже никогда не завяжется узлом. И убийство, и изнасилование он воспринимал с ледяным спокойствием. Но то, что он там увидел… Оторванные конечности, разбитые головы, истерзанные тела валялись повсюду, вперемешку с обломками весел. Таким стал результат столкновения с вражеским флагманом. Предводитель флота больше не хотел спускаться вниз, где воняло испражнениями, а кровь – в таком количестве Ведий ее никогда не видел – собиралась в лужи и вновь растекалась при покачивании галеры. Он чувствовал себя совершенно беспомощным, ожидая удара тарана в борт, который послал бы его корабль на дно. Но при этом помощник Помпея не запаниковал, а его легионная команда работала дисциплинированно и в поте лица, делая все, что положено, выбрасывая трупы и конечности в воду, перенося часть уцелевших весел на другой борт. Конечно, нескольких воинов вырвало, но они лишь вытерли рты и продолжили работу. Менас делал все наравне с остальными, и Ведий проникся уважением к этому римскому офицеру. Он не чурался грязной работы, тоже выбрасывал трупы и обломки весел с нижней палубы и с головы до ног перемазался в крови, словно провел это утро на скотобойне.