Честь Рима - Саймон Скэрроу

я осмелюсь предположить, что Дециан врядли разделяет их веру.

— Яйца Юпитера, — Макрон поморщился. — Теперь я понял.

Катон коротко поджал губы.

— Учитывая то, что случилось с отрядом ветеранов из колонии, Дециан не горит желанием возвращаться в Камулодунум, поэтому Клавдия в относительной безопасности, пока она остается там. Что касается меня, то мне придется сделать все возможное, чтобы наши пути не пересекались.

— Это не самый большой город, парень. Так что не высовывайся.

— Обязательно. Тем временем, наша работа начнется завтра с первыми лучами солнца.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Двумя днями позже Макрон сидел под безоблачным небом возле небольшой таверны вдоль улицы от входа в терму. Было уже далеко за полдень, и солнце заливало посетителей заведения теплым светом. Сезон изменился, и дневной свет превратился в более длинные томные вечера, привлекая все больше людей на улицы, чтобы насладиться изменением температуры после влажных, холодных месяцев зимы и ранней весны. Вокруг него весело болтали другие посетители, пили разбавленное вино и ели тушеное мясо из простых тарелок ложками, которые звенели и стучали о стенки.

Катон сел напротив него на самый ближний к улице конец скамейки. У каждого было по чаше с вином, и в ожидании они непринужденно болтали, чтобы не вызвать подозрений. Ни один из них не брился с тех пор, как покинул Камулодунум, и хотя челюсть Катона была покрыта темной щетиной, Макрон уже носил густую бороду, которая во многом скрывала его черты. Любой, кто мог видеть его в терме раньше, вряд ли узнал бы его сейчас, в грязной изношенной тунике, плаще и потертых калигах.

— Вот он, — осторожно кивнул Катон в сторону терм.

Макрон обернулся и увидел Аполлония, идущего по улице к таверне. На его лице все еще блестел пот, как у человека, недавно вышедшего из парилки. Его бородка была аккуратно подстрижена, и он был одет в черную тунику под серым плащом с тонким меховым воротником. Он легко сойдет за успешного торговца. Он остановился напротив таверны и оглянулся, чтобы убедиться, что за ним не наблюдают. Затем он перешел улицу, обогнув большую кучу навоза, свалившуюся с телеги, и сел на табуретку в конце стола.

— Ну? — тихо спросил Катон.

— Четверо вооруженных человек охраняют комплекс. Двое патрулируют снаружи. Один на воротах, другой на стойке регистрации. Есть также не менее десяти рабов: уборщицы, массажисты, растопщики, и прочие служащие. Последний из посетителей одевался, когда я уходил. Они закроются скоро, как только он закончит.

— Чем вооружены люди? — спросил Макрон.

— Кинжалы и дубинки. Другого оружия я не видел.

Пока Аполлоний осматривал комплекс изнутри, Катон и Макрон бродили снаружи, смешавшись с другими людьми на улицах и переулках, окаймлявших ценное «приобретение» Мальвиния. Помимо входа для клиентов, там была арка с воротами для доставки и небольшая дверь в задней стене, которая, как догадался Катон, использовалась для более приватных посетителей бани.

— Ты хорошо оглядел расположение?

Аполлоний кивнул. — Я свернул не туда в главном блоке, а затем в складских помещениях, прежде чем столкнулся с одним из рабов. Я притворился дурачком и сказал, что заплутал в коридорах. Затем сказал ему, что был бы очарован, увидеть работу системы гипокауста[9]. Я польстил его гордости и был вознагражден короткой экскурсией по комплексу, прежде чем мы встретили охранника, который положил этому конец. Но я увидел столько, сколько нужно, и все это хранится здесь. — Он постучал себя по голове.

— Тогда вернемся на склад. Мы нанесем удар, как только стемнеет. Пойдемте.

Катон встал и достал из кошелька несколько монет, чтобы заплатить за выпивку. Макрон сделал паузу, чтобы осушить свою чашу, а затем все трое вышли на улицу и направились к перекрестку дорог, ведущих в портовый район. Когда они подошли к повороту, Макрон увидел вывеску с изображением собаки и оленя, свисающую с кронштейна на следующем углу, и остановился.

— Я должен проверить свою мать. Она будет волноваться, что ничего обо мне не слышала.

— Макрон … мой друг, — мягко начал Катон. — Мы не можем пойти в гостиницу. Она узнает нас, и если кто-нибудь из толпы Мальвиния присматривает за этим местом, они узнают, что мы в Лондиниуме, и кот выпрыгнет из мешка. Ну же, пошли.

Макрон не сдвинулся. — Мы могли бы попробовать задний двор, пока никто не будет смотреть. Я просто хочу убедиться, что она не в беде и все в порядке.

— Будет, если нам не удастся избавиться от банд, — сказал Аполлоний. — Пойми первопричину, центурион. Мы не можем рисковать быть обнаруженными.

— Тебе легко говорить. Она не твоя мать.

— Мне очень легко говорить, потому что я никогда не знал свою мать.

Макрон повернулся к нему с циничной улыбкой. — Почему меня это не удивляет?

Брови Аполлония дернулись. — Ой.

— Достаточно, — вмешался Катон. — У нас мало времени. Давайте вернемся на склад, спланируем атаку и подготовим людей.

Погода была достаточно теплой, чтобы на улицах все еще было оживленно, когда во втором часу ночи прозвучал звук трубы. При свете луны в три четверти группы молодых людей и матросов бродили от одной гостиницы к другой в разной степени опьянения, громко разговаривая, смеясь и отпуская непристойные комментарии любой женщине, которой не посчастливилось пройти мимо. Среди них была группа из десяти человек в черных туниках, прикрытых коричневыми плащами на случай, если они наткнутся на настоящих членов банды. Катон шел впереди, Макрон и Аполлоний по обе стороны от него. Они шли по улице к терме, держась подальше от других групп, чтобы избежать обмена оскорблениями или вызовами выяснить отношения.

Они были недалеко от угла, где стояла терма, когда из переулка на их дорогу выскочил юноша, и его вырвало на грудь Аполлония.

Группа остановилась, шпион посмотрел на себя с невозмутимым выражением лица и пробормотал: — Как забавно.

Макрон уставился на него, а потом расхохотался. — Я думал, что такое дерьмо случается только со мной. Ах, Аполлоний, друг мой, тебе идет этот вид.

Юношу пару раз вырвало, затем он сплюнул, чтобы избавиться от остатков рвоты изо рта, и, пошатываясь, повернулся к Аполлонию. При свете луны Катон мог видеть, что он хорошо сложен, а на его лице туповатобычье выражение, которое могло быть результатом опьянения, но, скорее всего, передалось по наследству. Он с насмешкой оглядел Аполлония сверху донизу. — Ну, ты и выглядишь, приятель.

— В немалой степени благодаря твоему вкладу, друг мой, — вежливо улыбнулся Аполлоний. — А теперь, пожалуйста, сойди с нашего пути, чтобы мы могли спокойно разойтись.

— Ты что? — Молодой человек