Летние истории - Миэко Каваками

нахожусь сейчас. Я жила как мне жилось, что может быть естественнее?

— Пожалуй…

— Да так и есть! — со смехом заверила меня Сэнгава на осакском диалекте. — Но вообще… некоторые мысли меня все же посещали.

— О чем?

— О том, что в любой миг в моей жизни может произойти что-то, что ее перевернет. — Она прикрыла глаза и покачала головой. — В том числе и беременность. Что однажды со мной может случиться то же, что и с остальными. Я думала об этом. Но для меня это «однажды» так и не наступило.

Некоторое время Сэнгава молча разглядывала свои пальцы, положив руки на столик. Затем подняла голову и с улыбкой проговорила:

— У вас ведь, наверное, так же?

Я молчала. Мы выпили, и я заказала себе еще пива. Скользнув взглядом по постеру на стене, Сэнгава проговорила:

— Впрочем, порой мне кажется, что не иметь детей — это не так уж плохо.

— Когда, например?

— Ну, мне трудно судить, и сравнивать было бы нечестно, но когда я смотрю на окружающих, то часто думаю: насколько же мне лучше живется, чем им. Конечно, вслух я такого не говорю, — усмехнулась Сэнгава. — Наверняка есть и счастливые матери, но те, кого я знаю, разрываются между работой и детьми, у которых то температура, то еще что-нибудь. Это жутко выматывает. У наших в издательстве хотя бы оклад приличный и хороший соцпакет. А так-то и работать, и воспитывать ребенка практически нереально. Даже наши сотрудницы живут в постоянном стрессе. Вечно жалуются на мужей. Вы не замечали, сколько вокруг статей, книг на эти темы? Писательницы, ставшие мамами, только об этом и пишут. О родах, о воспитании, всякие истории о тяжелом материнском труде, о том, что матери нужно сочувствие… А еще про чудо новой жизни: спасибо, малыш, что ты выбрал нашу семью, — и прочую банальщину. Я думаю, когда писатель превращает книгу в личный дневник, это уже просто дно.

Сделав пару глотков, я кивнула.

— Но знаете… — Отпив немного виски, Сэнгава подержала его во рту, не торопясь проглотила, а потом коротко рассмеялась. — Когда я читаю или слышу подобные вещи, когда коллеги с детьми ноют и жалуются на жизнь, я думаю… только это по секрету, ладно? Я думаю: «Какие же они недалекие и самовлюбленные». Серьезно, именно так и думаю. Ведь они представляли себе, на что идут, и все равно сделали свой выбор. Ну и чего теперь плакаться окружающим? При этом мне их искренне жаль. Им ведь еще десятки лет придется мучиться, совмещая работу с воспитанием детей. Видимо, им не хватило собственных болезней, экзаменов, переходного возраста, поисков работы. Только-только прошли этот квест и сразу рвутся начать его заново с детьми. Странные у людей бывают желания. По-моему, бессмысленная трата сил. Ну правда. Поэтому, хоть для меня это и не было осознанным решением, сейчас я рада, что у меня нет детей.

После этого разговор как-то сам собой перешел на другую тему. Раз за разом заказывая себе напитки, мы болтали о пустяках, шутили и смеялись в голос. Поговорили мы и о Юсе — о том, как ее новый велосипед с электроприводом за один день дважды увозили на штрафстоянку, и как ей приходилось его оттуда вызволять, и как она нечаянно стерла файл со своей рукописью, а там было уже десятка два страниц. Мои глаза быстро привыкли к темноте, и вокруг отчетливо проступили очертания предметов: листки с меню на стенах, длинные ряды бутылок, постеры из неведомой эпохи. Сэнгава молча встала и, махнув мне рукой, зашагала в направлении туалета. Тотчас в бар зашли целых две компании — одна большая, состоящая из мужчин в пиджаках, другая поменьше, смешанная. Помещение вмиг наполнилось шумом и суетой.

Я ждала, но Сэнгава все не возвращалась. Вокруг раздавались чьи-то голоса, подзывающие официантов, то тут, то там мерцали экраны телефонов. Заволновавшись, что, может быть, ей плохо, я тоже пошла в туалет. Сэнгава стояла там спиной ко мне, склонившись над раковиной.

Я окликнула ее, и наши взгляды встретились в зеркале. Даже в приглушенном свете я видела, какие красные, почти алые у нее глаза. На мой вопрос, все ли с ней в порядке, Сэнгава не ответила — только продолжила сверлить взглядом мое отражение.

— Может, принести воды? — предложила я, но она покачала головой.

А потом медленно повернулась, протянула ко мне руки и обняла меня. Я не поняла, что произошло. Все время, пока она меня обнимала, дыша мне в ухо, я не могла отделаться от этой картинки — ее длинные руки, протянутые ко мне. Я застыла, не в силах пошевелиться. Плечи Сэнгавы оказались такими хрупкими, а руки такими тонкими. Неужели можно столько узнать о человеке по одному объятию? Мой мозг по-прежнему отказывался понимать происходящее, но сердце от волнения выпрыгивало из груди.

Не знаю, сколько секунд мы так простояли, прежде чем Сэнгава осторожно отстранилась. Сначала она смотрела в пол, но потом подняла взгляд на меня. Это снова была та Сэнгава, которую я хорошо знала. Мне показалось, что ее губы чуть шевельнулись и она что-то сказала. Какое-то короткое слово. Но до меня оно не долетело.

А возможность переспросить я упустила: Сэнгава тотчас сказала, какая она пьяная, а я поддакнула, что мы обе хороши. Мы вернулись за столик, допили остатки, рассчитались и вышли из бара. Я предложила посадить ее в такси, но она уверяла, что доберется и сама и вообще на улице холодно, бегите уже. Правда, на ногах она держалась нетвердо, так что я все же довела ее под руку до большой улицы. Такси, в которое села Сэнгава, уже скрылось вдали, а я все стояла, глядя на проезжающие мимо машины. Мне казалось, что я выпила недостаточно. Я не знала, поможет ли это, но все-таки зашла в круглосуточный мини-маркет и после некоторых колебаний купила маленькую бутылочку виски, которого раньше почти не пила. Сначала я хотела взять из холодильника банку пива, но оно оказалось слишком холодным.

Выходя из дома, я не выключила отопление, поэтому в квартире было тепло. Дотронувшись до волос, я почувствовала, что они еще влажные, хотя вроде бы высушила их перед тем, как отправиться к Сэнгаве. Пришлось снова сушить их феном. Я думала о том, что произошло там, в туалете бара. Сэнгава была пьяна в стельку. Может быть, у нее проблемы на работе. Может быть, она хотела поделиться со мной чем-то еще или ее все достало и просто захотелось выплакаться. Но какие бы я ни выстраивала предположения, ничего путного не