Политическая полиция и либеральное движение в Российской империи: власть игры, игра властью. 1880-1905 - Любовь Ульянова

Публицист В.П. Кранихельд отмечал в воспоминаниях: «Я должен был нелегальным образом съездить в Департамент полиции, чтобы добиться утверждения на земской службе»905. Эта фраза встроена в рассказ автора текста о слухах в городе по поводу начальника местного ГЖУ, что в целом позволяет говорить о будничности и естественности подобного поведения («нелегально» приехать в Департамент из другого города) как для политически активной части общества, так и для чинов политического сыска.

Известный общественный деятель В.А. Маклаков и вовсе в 1903 г. произнес резкую по отношению к правительству публичную речь на обеде в художественном кружке «с целью быть вызванным для объяснений в Министерство внутренних дел, где он будто бы предполагает объяснить необходимость либеральных реформ»906.

Таким образом, инициирование личных коммуникаций было двусторонним процессом, могло исходить не только от Департамента полиции и вообще от чинов политического сыска, но и от деятелей легального пространства.

Большая часть непосредственных личных контактов Департамента полиции с лидерами общественного движения приходится на первые годы ХХ в. В предыдущие же два десятилетия Департамент предпочитал, скорее, инициировать личные переговоры с общественными деятелями губернских властей. Вероятно, личное невмешательство руководства политического сыска объяснялось самими ситуациями, по которым практиковались «вызовы» на личные беседы – а эти ситуации касались в основном использования институтов самоуправления в качестве площадок для публичной политической активности на местном уровне и встраивались во взаимоотношения земств с губернаторами.

Так, в 1883 г. в Тверской губернии гласными губернского земского собрания были в очередной раз избраны местный дворянин М.И. Петрункевич и доцент Московского университета, друживший с «тверскими либералами», В.А. Гольцев – в 1879 г. оба участвовали, среди прочего, в подаче адреса тверского земства Александру II о необходимости созыва Земского собора, дарования «истинного самоуправления», неприкосновенности личности, независимости суда, свободы печати907. Министр внутренних дел Д.А. Толстой писал губернатору А.Н. Сомову в связи с избранием Петрункевича и Гольцева в 1883 г.: «Это имеет значение протеста против распоряжения правительства, предупредить губернского предводителя дворянства как председателя губернского земского собрания, что если они будут избраны на какую-либо должность, я буду вынужден исходатайствовать особое Высочайшее повеление о воспрещении им всякой деятельности на поприще государственной или общественной службы»908.

Через три года, в 1886 г., в связи с новыми выборами ситуация повторилась, но уже в отношении одного М.И. Петрункевича (В.А. Гольцев в 1884 г. был арестован, а затем поставлен под гласный надзор полиции в Москве909). Директор Департамента полиции П.Н. Дурново, не дожидаясь проведения выборов, превентивно рекомендовал тверскому губернатору предупредить через губернского предводителя дворянства: если «Петрункевич изъявит согласие баллотироваться и будет избран… воспретить жительство в Тверской губернии… дабы окончательно убедить местное земство в твердом намерении правительства не допускать лиц, подобных Петрункевичу, к выборным общественным должностям»910.

Избрание В.А. Гольцева и С.А. Муромцева, объединенных активной деятельностью в Юридическом обществе при Московском университете, в московские городские гласные в 1889 г. было расценено тем же П.Н. Дурново как протест «против правительственных распоряжений». Департамент полиции послал запрос московскому губернатору Е.К. Юрковскому – при личной встрече убедить их «сложить добровольно звание гласного», а в случае отказа предупредить, что они «подвергнутся неудобным для себя последствиям»911.

Губернская администрация сама могла прибегать к такого рода личным переговорам. В.А. Нардова описывает одну из таких историй. Гласный Сергеев на заседании астраханской городской думы выступил «с “неуместными рассуждениями” о правительственных мероприятиях», после чего в Департамент полиции из Министерства внутренних дел поступил запрос: не могут ли быть приняты по отношению к гласному какие-либо «особые» меры и какие именно? В Департаменте была подготовлена справка о прецедентах такого рода, на основании которой астраханскому губернатору было рекомендовано предупредить Сергеева, что при первой же «неуместной выходке» он будет выслан из Астрахани «административным порядком»912.

Попытки политического сыска ограничить публичную активность, которая была не столько общественной, сколько политической, касались не только выборных органов самоуправления. А.М. Калмыкова, участвовавшая в демонстрации на похоронах писателя Н.В. Шелгунова, была вызвана Санкт-Петербургским градоначальником для предупреждения о недопустимости такого поведения913. Организаторов юбилея народника Н.К. Михайловского в 1900 г. пытались убедить не устраивать «публичного чествования», ограничившись «частными собраниями друзей»914. В мае 1902 г. директор Департамента полиции А.А. Лопухин писал казанскому губернатору об обществе любителей изящных искусств: «Пригласите к себе председателя и старшин общества и объявите им, что в случае каких-либо вредных проявлений и уклонений деятельности общества от задач, предусмотренных уставом, будет сделано распоряжение о закрытии согласно ст. 321 Общего губернского учреждения собраний общества»915.

Важно отметить, что практика подобных переговоров не была результативной. М.И. Петрункевич не только баллотировался в тверские губернские гласные в 1887 г., но и был избран916. С.А. Муромцев в 1889 г. через неделю после письменного заявления о сложении с себя звания гласного подал ходатайство «об оставлении его в числе гласных московской городской думы, т.к. он состоял прежде в этом звании в течение 4 лет». Сообщая об этом московскому генерал-губернатору В.А. Долгорукову, товарищ министра, заведующий полицией, спрашивал: «Что вы на это скажете?» Ответ Долгорукова – «Не имею ничего против» – поставил точку в этой истории917.