Отрок московский - Владислав Русанов

– Это Василько, – удрученно шепнул Никита.

– С чего ты взял? – откликнулся Улан-мэрген. – Мало ли кого им удумалось вешать…

– Да кого они еще могли ночью схватить?

– Тебя! – огрызнулся ордынец.

– Могли, да. – Никита покосился на Аникея с Лукой – не слышат ли разговора? – и продолжил: – Но я убежал. Бросил его раненого.

– Лучше было бы, если бы тебя рядом повесили? – Улан передернулся. – Что за народ эти немцы? Зачем душить человека? Зарезать или хребет сломать – это я понимаю. А петлю на шею? Цх! Как душа к Великому Небу вознесется, когда горло передавлено?

– Я пойду… – решительно заявил парень. – Где у них тут лобное место?

– Дядьку Луку спроси… – не задумываясь, ответил татарчонок и вдруг вскинулся: – Эй! Ты что это выдумал?! Не пущу!

– Да я в сторонке постою, – взмолился Никита. – В драку не полезу.

– Знаю я тебя…

В это время Аникей повернулся к ребятам, подмигнул:

– Что приуныли? Скучно? Хотите посмотреть, как немцы русского человека казнить будут?

– Да!

– Нет!

Одновременно выкрикнули друзья.

– Я понимаю, что не хочется. Но надо, – веско проговорил полочанин. – Мы-то уже старые, с нас спросу мало, а в вас, молодых, должна быть злость здоровая. Чтобы никакого врага не пускали на землю нашу. Помните, как Александр Ярославич говорил? Кто с мечом к нам придет, тот от меча и смерть примет. Вам за Русь Святую сражаться, а для этого вы должны быть злыми и ненавидеть врагов. Чтобы не пускали их, как мы, в Полоцк.

– Да что там смотреть… – начал было Улан, но захлопнул рот, аж зубы клацнули. Наверное, гордый сын нойона решил, что его сейчас заподозрят в трусости.

А Никита решительно кивнул:

– Пойдем, уважаемый, проведи нас.

До лобного места оказалось топать не далеко, не близко, а где-то с полверсты. Никита вспомнил, что вчера, направляясь в Верхний замок с санями, они проезжали через рыночную площадь. Но тогда помост в дальнем ее конце не привлек внимания. Сейчас же вокруг сбитого из досок сооружения стояла густая цепь ратников с алебардами и в шлемах, похожих на горшки, в которых хозяйки ставят кашу в печь. Все, как на подбор, рыжеусые, красномордые – самые настоящие немцы, хотя Аникей сказал, что это – прусаки. Но Никита не видел особой разницы. Главное, что он разглядел, – ненавистные балахоны с красными крестами.

Несмотря на ранний час, толпа собралась немаленькая. Полочане глядели хмуро, но волю языкам не давали. Так что шума и гомона, обычных для большого скопления народа, не было. Глухой гул, напоминающий шмелиное гудение, только усиленное в сотню раз.

Над помостом возвышались четыре виселицы, а перед ними прохаживался палач в красном куколе, закрывающем все лицо, оставляя лишь дырки для глаз и рта. Никита никогда такого не видел. Хотя, если разобраться, что он видел, сидя в лесу с Гораздом? Почти все в «большом» мире казалось парню в диковинку.

Близко к лобному месту подойти не удалось. Толпа становилась все плотнее и плотнее. Наконец, они просто уткнулись в сплошную стену спин, вонявших кислым духом отсыревшей овчины. Аникей и Лука выглядывали поверх плечей стоящих впереди без всякого труда, а вот Улану с Никитой пришлось тянуться на цыпочках, чтобы увидеть хотя бы палача.

К счастью, долго ждать не пришлось. Загудел рожок. Толпа качнулась, как поверхность заводи от брошенного камня.

– Что там? – тщетно пытаясь что-то разглядеть, спросил татарчонок.

– Ведут, – ответил ему сутулый мужик в старой, пропаленной кое-где дохе.

– Немчура поганая, совсем себя хозяевами возомнили! – добавил стоящий сзади крепыш с ровно подрезанной светлой бородкой. С виду – купец не из бедных.

– Что ж вы терпите? – неожиданно для самого себя брякнул Никита.

– А что ты с ними поделаешь? – грустно проговорил Лука. – С голыми руками против мечей-копий не попрешь.

– Да и всяк из нас о семье думает прежде всего, – вмешался седобородый морщинистый дедок слева. – Молодым боязно без кормильца жену да детей оставить. На что я уже старый, а как подумаю, что они из-за меня моих внуков куска хлеба лишат, и боязно становится…

– Новгородцы за князем Александром пошли и на берег Невы, и на Чудское озеро, – словно нехотя заметил широкоплечий дядька, чей выговор Никите что-то смутно напомнил. – И не боялись, что детей малых осиротят. Зато каждый подумал, кем его дети вырастут, если немцы свою власть над Господином Великим Новгородом установят.

– Где бы такого князя найти? – вздохнул старичок.

– Тише вы! – одернул их Аникей. – Вона, гляди, вывели уже!

На помост поднялись несколько немецких ратников, а с ними вместе четверо обтрепанных людей. Они шагали, понурив головы. Босые, в распоясанных рубахах, покрытых бурыми пятнами. Руки связаны за спиной. У шедшего впереди левая половина лица сливалась в багровый кровоподтек.

Василько шагал третьим. Ловец сильно припадал на левую ногу и весь скособочился – должно быть, из-за арбалетной стрелы, пробившей плечо. Он единственный из осужденных на казнь при виде толпы не втянул голову в плечи, а яростно блеснул глазами и оскалился, словно дикий зверь. За что и схлопотал в спину кулаком от крестоносца, стоявшего у лесенки.

Ропот прокатился по толпе.

– Ну что, брат Векша? – тихонько обратился широкоплечий к соседу слева – в его русой бороде серебрились нитки седины. – Что скажешь?

– Что говорить, Бессон? Знаешь наш закон? Сам погибай, а товарища выручай.

– Ну, тогда с Богом.

Мужики слаженно шагнули вперед, как бы невзначай раздвинув стоящих впереди.

Тут только Никита сообразил – новгородский говорок! Точно так же разговаривал и Василько. Помнится, ловец упоминал, что в Полоцк не один пришел. Значит, это его друзья вздумали выручить попавшего в плен соратника.

Парень, не раздумывая долго, скользнул следом за мужиками.

– Ты куда! – сдавленно пискнул Улан, но Никита его не слушал.

Новгородцы шли вперед, будто бы не замечая толпы, которая смыкалась сразу за их спинами, но ученик Горазда успевал проскакивать. Зато ордынца затерли сразу, он безнадежно отстал.

«Да оно и к лучшему. Глядишь, уцелеет в заварухе», – подумал Никита.

Широкоплечий на ходу выпростал из рукава узловатую дубинку в пол-аршина длиной. Тот, у которого в бороде была седина, разжал кулак, и вдоль штанины скользнула стальная тонкая цепочка с грузиком на конце.

А крестоносцы на помосте не теряли времени даром. Каждого осужденного поставили на бочонки, на шею накинули петли. Невесть откуда взявшийся глашатай – по виду брат-близнец разъезжающего по городу верхом – протяжно провозгласил:

– Караются повешением за шею до смерти соглядатаи и лазутчики литовского князя – собаки Витеня, обманом под покровом ночи проникшие в славный город Полоцк.