Боевые паруса. На абордаж! - Владимир Коваленко

Говорить Руфине совсем не хочется. Хочется сидеть тихо, как мышке, но «Ковадонга» в пять раз меньше, чем самый скромный транспорт, а традиции на море — незыблемы. Какой у нее опыт? Охота на зерновозы? Отстрел пиратских пинасс? Перевозка ополчения? Промер глубин? Стоп. А вот это может быть полезно! И стоит предложить плоды своих невеликих трудов.

— Надеюсь, это поможет выбрать верное поле боя…

Пока остальные подпирали лбы, пялясь на аккуратные девические закорючки вдоль линий глубин, пытаясь изобрести маневр, дон Луис де Монсальве, капитан урка «Сан Матео», крутнул ус и подмигнул рисовальщице карт. Уж он-то сразу оценил замысел адмирала. Перегрузка, бой… Да под это половину содержимого трюмов списать можно! Уронили в воду. Рассыпали. На берегу украли местные жители. Или дикие обезьяны. Можно хоть сейчас пару мешков с песо из трюма в капитанскую каюту перетащить. Увы, пользы от того мало: старик «Сан Матео» боя, верней всего, не переживет. Он и так почти разоружен — ради того, чтоб дряхлый корпус позволил ветерану в последний раз пересечь океан. Десять лет для судна, ходящего через океан, — канун разборки. В кадисской бухте люди рачительные. Что сгнило да источено, пойдет на дрова, что покрепче — на постройки и новые корабли.

Стало быть, о том, как наполнить — не кошели, сундуки — и следует теперь размышлять. А никак не о том, зайти с наветра или собраться под ветром. О том же — о звонких песо! — наверняка думают и французы, каждый по-своему. Адмирал может считать государственно, мол, минус четыре миллиона у испанцев, плюс четыре у него, всего восемь. И свою долю в добыче явно отсчитает от этих восьми! Прочие попросту надеются набить карманы до общей дележки. Кое-кто из матросов, верно, и на берег сбежать готов. А почему нет? Французские поселения рядом есть, а шлюхи и виноторговцы не спросят, откуда испанское серебро у клиента… Но эти чувствуют себя охотниками и рассчитывают только на победу.

С другой стороны, дону де Монсальве следует исхитриться да придумать, как не остаться внакладе при любом исходе сражения. И это на гнилом корабле! А раз так, от корабля следует избавиться. Причем со славой и выгодой. Как?

— Я предлагаю брандеры, — решительно объявил он. — Готов предложить мой «Сан Матео». Корабль не нов и большой потерей для короля не станет. Если надо, сам поведу.

На него замахали руками. Нашлись и желающие объяснить, что брандер должен быть достаточно маневренным судном. Чтоб зацепиться за врага. И что транспорт-«урка», особенно старый, не лучший выбор.

— Я бы предложила «Ковадонгу», — встряла девица-капитан, — но она уж слишком мала.

— А «Сан Матео» достаточно велик. И крутиться, как блохе, ему не нужно!

Это поняли не все. Удивительно, но пришлось объяснять, как детям малым: французы полезут на абордаж. Непременно. Сами закинут крюки, сами намертво пришвартуются, а если галеон будет сопротивляться, то и не одним кораблем. И вот тогда… А еще стоит изобразить спешную перевозку серебра на берег, так уцелевшие начнут десант высаживать! Что их тоже ослабит. Чужая жадность куда надежней собственной маневренности.

Вот окончилось совещание, вот и солнце клонится к песчаной косе. «Сан Матео» стоит, накренившись, но как ни перекладывай балласт, в положении корабля читается не усталость от долгого перехода, а недоумение, сродни ослиному. Словно корабль желает поинтересоваться, какой идиот нагрузил его так, что вода дошла до орудийных портов, а малейший ветер грозит опрокидыванием. Но паруса ему не поднимать.

Крен изменил лицо корабля, и «Сан Матео» исподлобья косит клюзами, словно хитрыми дельфиньими глазенками. «Они что, ожидают, что я куда-то поплыву? А вот и нет! У меня днище прохудилось, и доски разошлись, и вода в трюм фильтрует. И ни одного идиота с помпой… Вот сяду сейчас днищем в ил, замучитесь вытаскивать». Бедняга ошибается, вытаскивать его никто не будет. Но откуда старому кораблю знать адмиральские мысли? Вон, один из товарищей уже сидит на мели, так шлюпки пытаются его снять, только, неуклюжие, лишь зря ворочают из стороны в сторону — а все-таки стараются. Еще на двоих обрубили часть оснастки, это вовсе не понятно, зачем. С остальных, в авральной лихорадке, тащат на берег все, что грузили добрый месяц. Все, что не нужно в качестве балласта. С иных — и пушки. Частью на другие, частью снова на берег.

А капитан совершенно сошел с ума! Ну, поменять один груз на другой, это понятно. Но кто же так их укладывает? Снизу порох, сверху хлопок. Весь, что получила эскадра! Тут уже до самовозгорания недалеко. И до самоподрыва. И кто и зачем выливает все оливковое масло, что есть, в груз хлопка?

И пушки сняли, те, что снизу. Оставили только мелочь в надстройках да фальконеты-«убийцы».

Четыре транспорта, похоже, остаются. По крайней мере, двинуться с места смогут не скоро. Остальные, напротив, выбирают якоря. Между ними снуют ялики. И пинасса, превратившаяся в одно из разъездных судов флагмана. Развозят инструкции. И новый свод сигналов, рассчитанный на наступательный бой.

Адмирал де Урсуа — человек запасливый, на его «Санта Ане» чего только нет. Нашелся и печатный станок. Маленький, конечно. И все-таки каждый корабль получит отпечатанный приказ на случай боя. А как иначе? Сигнал с капитаны[30]можно в неразберихе битвы и не разглядеть. А старые указания годятся транспортам, но никак не боевым кораблям. Предусмотреть же необходимо практически все возможные ситуации. Совсем не потому, что генерал не доверяет мужеству и умению капитанов. Но потому, что действовать они должны одинаково и знать, как поступит сосед.

Вот и пришлось адмиралу потратить часы на написание совершенно новых боевых инструкций. Печатникам — взятым на борт взамен одной лишь пушки — на набор, печать и переплет. Зато теперь «Ковадонга» развозит толстые тетради с приказами на все случаи жизни и описаниями сигналов. Еще одна инструкция останется под рукой у Руфины.

В бой пойдет шесть кораблей, все галеоны и два вооруженных урка. Два отряда по три корабля. Урки встанут между галеонами, так, чтоб каждому из слабейших бойцов могли помочь одновременно оба соседа.

Еще два транспорта совершенно разоружены и в сражении участия не примут.

Ждать врага пришлось недолго. Французский флот шел по старому испанскому морскому пути и заглядывал в каждую бухту, пригодную для стоянки. Не минул и ту, в которой ждала наживка: четыре поврежденных по непонятной причине корабля. С некоторых начали спускать шлюпки, лихорадочно что-то грузить.

Один, несмотря на большую дистанцию, открыл огонь. Верно, из-за крена, в дело идут только легкие пушки с верхней палубы. Но «Ла Глуар», повернутый ко входу в бухту носом, плохая мишень. Ядра лишь выбивают брызги вокруг корабля.

В ответ — залп из погонных орудий. Из кормовой надстройки «Сан Матео», самой высокой и самой опасной, летит щепа. А французский корабль уже поворачивается бортом. На котором не две тяжелые пушки, а шесть. И десять товарок поменьше.