Случайный билет в детство - Владислав Стрелков

– За нами… и обогнал…

– Не заметили мы-ы-ы…

С трудом поднимаю голову и спрашиваю через смех:

– Калитку-то закрыть не забыл?

– А отлить? – подхватывает Ильяс.

Ульский начинает застегивать ширинку.

– Отлил-отлил, – смеется он.

– По дороге расплескал?

– Не-е-е, до ели донес.

– И там ручеек пустил? Ха-ха…

Феерическая картина, наверное: горная поляна, залитая лунным светом, а в самом центре подростки катаются по поляне, держась за животы.

Все-таки смех хорошее лекарство, но в разумных дозах. Мы уже досмеялись до боли в животе, надо как-то успокаиваться, а то смех потихоньку переходит в истерику. Подняться на ноги не удалось, так на карачках до реки и дополз. Там я просто сунул голову в воду. Друзья тоже к реке приползли. Савин растер лицо, сел на ближайший валун и спросил:

– Нет, пацаны, а что это все-таки было?

– Медведь, конечно, что ещё? – пожал плечами Переходников.

– Да ладно, какой такой медведь? – отжимая носки, говорит Ульский. – Нет тут медведей.

– Да? А что тогда это было? Мы все видели. Большая туша, и рычала так грозно.

– Жек, я не знаю – чего вы там видели, но медведей тут нет. Чего только со страху не померещится?

– Нам не мерещилось. Там точно кто-то был. Серег, скажи…

– Был, – киваю я. – Что-то большое и живое.

Ульский пожимает плечами и, беря кеду, нюхает её.

– Хорошо хоть кеду отмыл, – тихо ворчит он, – а то в коровью мину под елью вляпался.

Я чуть не подскочил. То-то запах знакомый показался. Ну и позорище, коровы испугались. Стыдоба-то какая. Она, скорей всего, по той пологой тропе поднялась, и паслась там спокойно до темноты. Услышала нас и подошла ближе. А мы ее за дикого зверя приняли…

Бедняжка, наверняка испугалась больше нашего.

Ребята слов Ульского про коровью мину не слышали, обсуждая, как они лихо вниз по склону неслись и кто больше испугался. Лучше им о корове не говорить. И вообще, пора костер запаливать и спать ложиться.

Поднимаюсь, иду к сухостоине и тащу ее к кострищу. Ребята идут следом.

– Олег, давай топор.

– Ой, – и Савин смотрит на меня.

– Что «ой»? Топор, говорю, давай.

– А он там.

– Где там?

Олег показывает на Лысый Горшок.

– Там… где-то…

Вечно у Савина получается не здесь, а где-то там. Вздыхаю, ведь не пойдет он сейчас за своим топором. И винить его не за что. Он, от испуга, топор бросил, я за сухостоину схватился. У каждого своя реакция на испуг, но он все равно виноват, значит, инструмент мы ему найдем. Я вытаскиваю свой туристский топорик и вручаю его Олегу:

– Раз ты бросил свой нормальный топор, тогда вот этим малышом чекрыжишь ствол на метровые чурки.

Савин берет топорик и начинает рубить.

– Помогли бы, пацаны… – буркнул он остальным.

– Пойду досыпать, – сразу зазевал Ульский, – кеды и носки до завтра высохнут. Покедова, пацаны.

И уходит к палаткам. Олегу начинает помогать Женька со своим таким же топориком.

– Я сейчас, – говорит Ильяс, бросает свой топорик и направляется вслед за Серегой.

Пока Савин и Переходников, что-то бормоча под нос, рубили еловый ствол, я наломал мелких веток и, раздув угли, разжег огонь. Затем положил два самых толстых полена, а сверху навалил срубленную мелочь.

От палаток возвратился Расулов, держа в руках какой-то тюк.

– Вот, – говорит он, – одеяла надыбал. Нам они нужней, а их все равно палаткой накрыло.

Лежки из лапника вокруг костра уже приготовлены. Начинаем укладываться, сунув рюкзаки под голову. Что-то громко звякает.

– Черт, – вскрикивает Савин, потирая затылок, – об бутылку ударился!

– Че орешь, придурок! – шипит Расулов, оглядываясь на палатки.

– Да ладно, не проснулись на треск, не проснутся сейчас.

– Сколько там? – спрашиваю.

Луна уже успела зайти за гору, поэтому Савин подносит бутылку ближе к огню.

– Чуток. По глотку каждому.

– Ну, так наливай.

Загремели кружками. Олег разделил остатки напитка, откинул пустую бутылку и поднял руку с кружкой. Замерли, глядя друг на друга.

– Серега, скажи тост.

– Тост.

Ребята засмеялись.

– А если серьезно, – я оглядел сидевших пацанов, – давайте выпьем за то, чтобы в будущем, несмотря ни на что, всегда могли вот так собраться вместе.

– Во, сказанул! – удивляется Олег. – Что такого может в будущем случиться-то?

– Ничего, – отвечает Ильяс, – но Серега прав – вот закончим школу, а потом кто куда. Армия, институт, ещё чего…

– Я в авиационный поступлю, – говорит Женька, – летчиком буду.

Переходников поступит, я знаю, вот только по здоровью не пройдет, станет учиться на авиадиспетчера.

– А я пока не знаю, на кого учиться буду, – говорит будущий обладатель скромного дворца. – Но всегда космонавтом мечтал стать.

Кто из нас не мечтал о космосе?

– В АВОКУ[2] поступлю, – решительно говорит Ильяс. – Военным буду.

Я улыбаюсь про себя, так как знаю, что Расулов по стопам отца пойдет, поэтому добавляю:

– Значит, быть тебе генералом!

– Плох тот солдат… – улыбается он.

Я вновь поднимаю кружку:

– Тогда выпьем за летчика, космонавта и генерала!

– Да!

Хлопаем коньяк залпом. Переходников тут же говорит:

– Постой, Серег, а ты кем собираешься стать?

– Ну, с ним все понятно, – отвечает за меня Расулов. – Военным, конечно.

– Ага, – хихикает Савин, – военным музыкантом-десантником.

Грех на друга обижаться.

– Тебе в театральное надо поступать, – отвечаю Олегу, – комиком во каким будешь!

– Посмотрим.

– Ладно, – зевает Расулов, – будущее покажет, вы, как хотите, а я спать.

– Да, пора.

Укрываемся одеялами. От костра немного припекает, но позже, как мелкие ветки прогорят, будет самое то.

– Олег, ты только бутылку выкинь.

– Выкину, – сонно отвечает он.