Збиг. Стратегия и политика Збигнева Бжезинского - Чарльз Гати

Несмотря на протесты, Бжезинский зарекомендовал себя в Колумбийском университете как отличный лектор и как организованный и очень умный профессор. Ф. Стивен Ларраби, бывший студент и позже младший член СНБ (Совета национальной безопасности), описывает Бжезинского как «потрясающего профессора, хорошо организованного, обладающего великолепными познаниями и дисциплинированного»[312]. Он также был добросовестным руководителем.

В мою бытность в Колумбийском университете четыре аспиранта, включая меня самого, заинтересовались холодной войной и решили организовать специальный курс. Мы спросили Бжезинского, не хочет ли он вести этот курс – довольно трудный, потому что нужно было составить совершенно новую программу, список для чтения и т. д. Бжезинский любезно согласился. Недели через две-три он подошёл ко мне и спросил: «Вы что-то делаете для этого курса?» Я, как ответственный студент, сказал: «Да, а почему вы спрашиваете?» Тогда он провёл меня в свой кабинет, где на столе лежали книг двадцать из библиотеки Колумбийского университета, посвящённые тематике курса, и спросил: «Зачем, если все эти книги у меня?»[313]

Покойный генерал-лейтенант Уильям Одом, сначала студент, а потом коллега по СНБ и близкий друг Бжезинского, также отзывался о нём положительно: «Лекции Бжезинского всегда были потрясающим событием»[314]. Его давний коллега Чарльз Гати вспоминает: «Когда я познакомился со своей [будущей] женой в Колумбийском университете, она посещала один из курсов Бжезинского и была его помощницей по исследованиям. Помню, как усердно она занималась, да так, что у неё не оставалось времени на меня. Получить отметку у Бжезинского «А» было настоящим достижением»[315].

Среди студентов Бжезинского в Колумбийском университете была и будущий государственный секретарь Мадлен Олбрайт. Вот её воспоминания о нём как о профессоре:

«Впервые я увидела Бжезинского, когда он, как молодой профессор из Гарварда, приехал прочитать лекцию в Уэллсли. Вскоре после этого он опубликовал книгу «Советский блок» – основательный анализ того, как Сталин собрал воедино свою империю.

Ему было всего тридцать с чем-то лет, но его уже цитировали, как пользующегося влиянием в политических кругах. Я подумала, что крайне важно поступить к нему на семинар по сравнительному коммунизму, что само по себе было новой идеей. При всём уважении к другим моим бывшим профессорам, я считаю, что это был лучший курс во всей моей аспирантуре. Преподаватель был непростой, но вдохновляющий, материал совершенно новый, и все студенты считали себя самыми выдающимися.

Бжезинский заставлял много читать по-русски, не спрашивая, по силам ли это нам. Поскольку он был хорошим другом моих знакомых Гарднеров [профессора Гарднера и миссис Ричард Гарднер], а я была старше многих студентов, мне посчастливилось наблюдать и его человеческую сторону. Но для большинства студентов он казался недоступным. Он был блестящим преподавателем, не снисходил до того, чтобы ограничиваться общими фразами, и, хотя говорил с польским акцентом, речь его всегда была чёткой и логичной. Даже тогда почти не было сомнений, что он сыграет важную роль во внешней политике США»[316].

В SAIS курсы Бжезинского всегда пользовались большим интересом. После того, как в его класс записались пятьдесят шесть студентов, он ограничил свои семинары двадцатью студентами, получавшими право посещать их после строгого отбора. К своим преподавательским обязанностям он относился очень серьёзно и, несмотря на загруженность и частые предложения выступить с лекциями, никогда не пропускал занятия. У его студентов по SAIS о нём, как о преподавателе, сохранились самые тёплые воспоминания. Вот лишь некоторые из них.

На семинаре 1992 года по политике Бжезинский заставлял нас выражать свои мысли по стратегическим политическим вопросам очень чётко и ясно. По сравнению с другими курсами мы всегда сидели на его занятиях как на иголках, – никто не хотел разочаровать его, и он пробуждал в нас самое лучшее. Одно из требований, которое я часто вспоминаю, состояло в том, что наши работы не должны были превышать двух страниц, что ужасно для аспирантов, которым дали задание описать политический подход к большим и значимым событиям (моей темой была политика по отношению к бывшему Советскому Союзу). Что касается образа мыслей политиков, то в этом отношении он придерживался следующего мнения: «Надеюсь, многие из вас поступят на службу в правительство, в этой стране или в вашей родной стране (среди его студентов было немало иностранцев), и станете давать советы ведущим политикам. Если вы не сможете выразить суть своего предложения на двух страницах, никакой политик этого читать не станет, так что думайте лучше». Я лично убедился в этом, работая в Государственном департаменте, будь то при Ричарде Холбруке на должности заместителя секретаря в 1990-х, который ограничивал сообщения с мест событий 1000 словами, или при разных госсекретарях, требовавших, чтобы информационные доклады не превышали две страницы (а один секретарь настаивал на одной)»[317].

На основе своего опыта обучения я понял, что в любом образовательном учреждении, независимо от его престижа, могут быть одарённые преподаватели. Они способны создать среду, в которой студенты получают не только знания, но и воодушевление от процесса. Збигнев Бжезинский определённо был таким преподавателем. Я этому удивился, потому что со времён его работы в администрации Картера у меня остались впечатления о нём, как о довольно жёстком, бескомпромиссном борце холодной войны. Его семинар был исключительным явлением. Он с самого начала заявил, что будет начинать занятия строго в назначенное время и не будет их продлевать, потому что так всё устроено в настоящей жизни. Больше всего меня впечатлило то, что он активно поощрял разнообразие взглядов среди своих студентов, от консервативного реализма до расширения приоритета Организации Объединённых Наций перед национальными правительствами. Он действительно не поддерживал ту или иную идею только на основании своих собственных взглядов, а оценивал качество аргументации. Судя по моему опыту, это редкость в академической среде[318].

«Збиг», которого некоторые его студенты одновременно обожали и боялись, был человеком прямым и честным, не слишком добродушным, но и не чрезмерно строгим. В преподавательской деятельности он отличался методичностью и дисциплинированностью, ставил перед собой определённые цели и усердно готовился к занятиям. Пустая болтовня не для него. Это, скорее, преподающий политик, а не преподаватель, который когда-то занимался политикой. По моим впечатлениям, Збиг не был создан учителем, но тем не менее учил. Его занятия дали мне инструменты, которые постоянно пригождаются в повседневной жизни. Все мировые проблемы можно решить, если не настаивать на идеальных решениях. Его методы преподавания и анализа – это адаптация тех методов, которых он придерживался, когда служил советником по национальной безопасности при президенте Картере. Его подход, при котором он сводил всё к основным элементам, был прагматичным и надёжным. Ко всему он относился, прежде всего, как патриот Америки. Вечные проблемы международного масштаба он рассматривал, отталкиваясь именно от национальных интересов Америки[319].