Наследник - Гэри Дженнингс

Каталина вообще сильно смахивала на злобную, но не слишком сметливую овчарку, первым делом норовившую вонзить в добычу острые клыки и начинавшую осмысливать ситуацию, лишь если инстинктивное действие не удавалось. Сейчас был именно такой случай.

— Зачем вам эти сведения?

— Хочу отомстить тем, кто погубил брата.

Кровная месть являлась мотивом понятным, достойным и уважительным в глазах любого испанца.

Каталина улыбнулась.

Когда мы плыли из Нового Света в Севилью, я видел выловленное морское чудище с несколькими рядами острых как бритва зубов. С зубами у Каталины дело обстояло похуже, но вот усмешка её была вполне под стать тому хищному оскалу.

— Возможно, чуть позже милостивый Господь и поможет мне освежить в памяти те дни, когда я помогала перевозить королевское серебро, но в настоящий момент я должна закончить одно неотложное дело.

Она велела вознице свернуть в петляющие узкие улочки, оставшиеся с тех времён, когда Севилья была мавританским городом.

— Куда мы едем? — поинтересовался я.

— Один мой знакомый влюбился в некую одинокую вдову. Однако вдовушку, чтобы она ответила взаимностью, требуется поощрить.

Мне, разумеется, не пришлось долго ломать голову, чтобы понять — пресловутым «знакомым» была сама Каталина.

— А как он собирается её к этому поощрить?

— С помощью приворотного зелья.

Мне тут же вспомнилась Цветок Змеи.

Улочки, прилегавшие к логовищу колдуньи-сводни, оказались такими узкими, что мы были вынуждены оставить карету и идти пешком. Причём вознице, которому мы велели ждать нас, пришлось заплатить вдвое: у гостиницы к нему села монашка, а через некоторое время вышел наружу невысокий коренастый кабальеро. Монашескую сутану Каталины мы оставили на сиденье кареты.

Ведьма оказалась мрачной старухой, всё вокруг неё буквально дышало мистикой и магией. В её тесной каморке было не повернуться от колдовских атрибутов, воздух наполнял терпкий аромат булькавших в алхимических сосудах зелий. По меркам Севильи, всё это выглядело таинственно, даже пугающе, но куда было испанской ведьме до ацтекских колдуний, которые для своих любовных зелий использовали обрезки мужских penes.

Из разговоров театральной публики я знал, что в Испании любовная магия практикуется открыто и относится к тем немногим видам колдовства, на занятия которыми вездесущая святая инквизиция закрывает глаза.

Каталина, назвавшаяся доном Пепито, рассказала колдунье о своей безответной любви к одинокой вдове, заплатив вперёд золотом из того самого кошелька, который я только что вручил «дону Пепито». Ведьма, воодушевлённая таким деловым подходом, сообщила, что, поскольку люди неодинаковы, на сей случай существуют разные средства, но как наиболее действенное именно в отношении вдов она порекомендовала заколдованное масло из фитильной лампы. Правда, как я понял из её объяснений, мужчине надлежало «собрать» для обряда (не иначе как с помощью рукоблудия) своё семя. Я не удержался и фыркнул в кулак. Средство, может, и хорошее, но не для Каталины. Весь фокус заключался в том, чтобы подмешать семя в масло и зажечь лампу в присутствии вдовы.

— Как только она вдохнёт аромат твоей мужской сути, — наставляла ведьма, — её тут же охватит неудержимое желание.

Каталина, однако, как и следовало ожидать, попросила порекомендовать ей другое средство и с готовностью протянула руку за следующей монетой из моего кошелька.

— Сделай это в присутствии вдовы, но так, чтобы она не видела, запусти руку в штаны и потяни за волосы на причинном месте, приговаривая: «Приди ко мне, жаркая, как печь, влажная, как...»

Когда мы ушли, ведьма стала богаче на несколько золотых, но и Каталина обзавелась несколькими приворотными заклятиями. После чего наконец рассказала мне об афере с серебром.

— Меня арестовали за мелкое прегрешение и приговорили к повешению, — начала она.

Что это было за «мелкое прегрешение», за которое полагается смертная казнь, я уточнять не стал.

— Но начальник стражи вместо этого продал меня одному малому, который предложил заняться сомнительными делишками.

— Что за малый?

— Он не представился.

— Как выглядел?

Из описания Каталины стало ясно одно — это не Рамон де Альва. Имени этого человека я при ней, кстати, даже не упомянул. Ей ничего не стоило меня предать, а я не хотел, чтобы те, на кого должна пасть моя месть, оказались предупреждены.

«Сомнительными делишками», о которых шла речь, оказались грабежи обозов с серебром.

— Мне сообщали, — продолжила свой рассказ Каталина, — когда, откуда и по какой дороге направится обоз, а я с товарищами устраивала засаду.

— Кто ещё имел с тобой дело?

— Тот самый малый, с которым ваш брат видел меня в таверне. Его зовут Луис. Правда, это всё, что я о нём знаю.

— Боюсь, второго кошелька с золотом вы не заслужили. Мне нужно знать больше.

— Надеюсь, вы не хотите, чтобы я что-то придумывала.

— Я хочу, чтобы вы порылись в памяти и сообщили мне абсолютно всё, что всплывёт там о человеке по имени Луис. Например, видели ли вы его в обществе того малого, который заплатил начальнику стражи за ваше освобождение.

Она задумалась.

— Нет, вместе я их точно не видела. Впрочем... — Каталина посмотрела мне в глаза. — Память у меня дырявая, но кое-что из неё выудить можно. Скажем, за второй кошель с золотом я могла бы вспомнить имя человека, выкупившего меня на свободу.

Я вручил ей кошель.

— Мигель де Сото.

О, да ведь это тот самый человек, который обделывал тёмные делишки, связанные с туннелем. Он ещё приходится родственником Рамону де Альве.

Закончив рассказ, Каталина поспешила по своим делам, не иначе как драть с лобка волосы для приворота вдовы, но я в ней больше не нуждался. Связь между Луисом, Рамоном, грабежами и аферой с туннелем была установлена. Правда, обвинить их перед лицом властей я не мог. Во-первых, не было доказательств, а во-вторых, не позволяли собственные грехи, действительные или мнимые. Свидетельствовать в мою пользу мог только Бог.

И тут перед моим мысленным взором предстали образы нагой тщедушной Хуаны, отданной в руки демонов в монашеских рясах, и мужественного дона Хулио, смело идущего навстречу огненной смерти.

Приспело время возвращаться в Новую Испанию.