Кормилец - Алан Кранк

Семь раз в неделю Марина ездила кормить Красавчика, и каждый раз, высыпая в собачью чашку из пакета объедки, представляла, как набрасывает мелкую сетку из папиного арсенала на спину дворняге. Красавчик сначала пытается ее стряхнуть, потом снять зубами, но путается в тонкой леске все сильней и сильней и в конце концов скуля валится на бок. Можно будет снова взять у Ленки машину, но надо застелить чем-то багажник, чтобы пес не подрал когтями обивку.

Собственное хладнокровие немного пугало ее. Равно как и мысль о том, как далеко она может зайти в погоне за исцелением. В тетради об этом было много написано. Она вспоминала мужа. Его крик, когда он попал в капкан, и хрип, когда Сережа воткнул в него нож. Исчезновение Игоря все еще продолжали расследовать и, дай бог, будут расследовать еще долго. На прошлой неделе ее вызывал к себе следователь. Тот самый инженер-конструктор из советских кинофильмов, которому она заочно желала сдохнуть от бессонницы.

«Сначала исчезли дети, – в сотый раз забрасывает он свою сеть, очень похожую на ту, которую Марина присмотрела для Красавчика, – потом нашли девочку. Потом мы задержали старуху со странным багажом, которая свернула себе шею в полицейском участке. Потом исчез отец семейства, а мальчик вдруг вернулся домой. Он не мог рассказать, что случилось, а вы постирали в машинке его вещи и выбросили обувь. Вы понимаете, что вы сделали?»

«Да. Постирала вещи и выбросила негодные кроссовки».

«Вы уничтожили следы. Все это очень странно. И дело тут не только в недоразвитом ребенке, которого суд отправил на лечение. Расскажите мне то, чего я не знаю». – Он смотрит на нее так, будто ему все известно, и от этого диссонанса становится смешно.

«Я уже все вам рассказала».

«А ваша выходка в больнице? Что это была за жидкость, которую вы ввели в капельницу?»

«Витамины».

«У этих витаминов был запах сероводорода, и наши лаборанты определили там присутствие гуминовых кислот. Эти вещества содержаться в торфе и в других гниющих растительных остатках. Сепсис – вот что должно было произойти. Ваша дочь выжила чудом. Она могла умереть. Вы понимаете, что вы сделали?»

ВЫ ПОНИМАЕТЕ, ЧТО ВЫ СДЕЛАЛИ? Этот вопрос под разным соусом он задает ей снова и снова уже четвертый месяц подряд. Пытается зацепить ее. И отчасти ему это удается, несмотря на то что этот психологический фокус наивен, как спрятанная за спину рука ребенка. Нет, признаний он от нее не добьется. Если ее посадят, то кто позаботится о маме и детях? Признание обесценит все труды и все жертвы. Она не сделает это ради матери, ради детей и ради Игоря, как ни парадоксально это звучит.

Но вопрос все равно не идет у нее из головы, усиливая чувство вины.

ВЫ ПОНИМАЕТЕ, ЧТО ВЫ СДЕЛАЛИ?

Возможно, именно этот вопрос и гонит ее каждый вечер в кабинет. Здесь она ищет защиты у тетради. Тетрадь помогает ей. В ней написано многое, но, по сути, одно, если читать между строк.

ВЫ ПОНИМАЕТЕ, ЧТО ВЫ СДЕЛАЛИ?

Да. Она понимает. Она сделала то немыслимое, которое потребовал от нее Бог в обмен на чудо.

Несколько лет спустя два грибника угрюмо брели сквозь осенний лес. Грязь вперемешку с упавшими листьями упрямо липла к ботинкам. Приходилось то сбрасывать комья резким до боли в колене рывком, то счищать об упавшие деревья. Гриб попадался редкий и паршивый. Опята скукожились, а вешенки попортили муравьи. Один из путников говорил, что это из-за засухи. Другой винил двадцать девятый день в феврале. Но по большому счету на причину обоим было наплевать. От знания причины грибов не прибавлялось.

– Гля, – Григорьевич остановился и показал пальцем в сторону густого кустарника.

Его товарищ посмотрел в указанном направлении, остановился и потер ладонью заросший седой щетиной подбородок.

– Как она туда попала?

Может быть, машина в лесной глуши выглядела не так ярко, как человек в костюме аквалангиста среди песчаных дюн, но сюрреализм в открывшейся картине явно присутствовал. Отчасти из-за подпиравших автомобиль с трех сторон высоких кустов и отсутствия поблизости любых дорог. Отчасти из-за ярко-зеленого мха, которым поросли крыша и капот. Толстый слой пыли скрывал цвет автомобиля, номерные знаки, название модели и марки. Колеса были спущены. Резина растрескалась от морозов.

Грибники поставили ведра на землю и подошли поближе.

– А ведь ее тут не вчера припарковали, – сказал Григорьевич, обходя машину вокруг.

Васильевич протер ладонью боковое стекло, приложил руку козырьком, чтобы не отсвечивало, и заглянул внутрь. Внутри было темно. Он дернул за ручку, и дверца открылась.

– Ты че делаешь?

– А че?

– Да тут сто процентов труп в багажнике, а ты за ручку хватаешься. В полиции долго разбираться не будут. Им план надо выполнять.

– Брось. Что ты всякую ерунду мелешь?

Васильевич наклонился и заглянул в салон. Воняло сыростью, плесенью и мышиным пометом. По приборной панели бегали мокрицы. Он открыл бардачок и вытащил файл с покоробившимися от влаги и покрытыми плесенью бумажками. Бланк для оформления ДТП. Страховка на имя Прохорова Игоря Андреевича от шестого марта шестнадцатого года. Васильевич вложил бумаги обратно в файл и убрал в бардачок. Если допустить, что Игорь Андреевич был добропорядочным автомобилистом, то его собственность стоит в лесу не меньше четырех лет. И очень даже может быть, что Григорьевич был прав насчет багажника.

– Иди ко мне, – вдруг прошептал кто-то снаружи.

От неожиданности Васильевич дернулся и ударился головой о потолок. Сквозь запыленные стекла ничего не было видно. Голос был женским.

– Паша, – позвал он товарища. – Ты слышал?

– Что слышал? Как ты крышу изнутри щупаешь?

Васильевич не ответил. Вылез из машины и, задрав голову, прислушался к звукам леса. Да нет. Показалось. Как будто ничего особенного. Ну, может быть, немного тише, чем обычно. И комарье наконец-то успокоилось. Прислушиваясь, он медленно водил пальцем по стеклу.

ИДИ КО МНЕ.

– Это че за херня? – уставился на надпись Григорьевич. – Зачем ты это пишешь?

– Ни зачем. Так просто, задумался о своем.

– Знаешь что? Пойдем отсюда! Что-то не нравится мне ни эта машина, ни твои мысли о своем.

– Да, пойдем. Вон туда, – Васильевич указал вымазанным пальцем в сторону заросшей просеки, ведущей в глубь леса.

– Нет. Мы пойдем обратно.

– Так и по половине не взяли, – Васильевич кивнул на ведра.

– Хватит. Пойдем обратно. Что-то как-то не по себе. – Григорьевич облизал губы. – Мне кажется, там, в лесу, кто-то есть.

– Ну да, там точно кто-то есть, – согласился Васильевич. Он вдруг схватил товарища за рукав одной рукой, а второй крепче сжал в кармане перочинный нож, которым срезал грибы. – Пойдем и посмотрим, кто это.