Плевицкая - Леонид Млечин

Шпигельглас доложил, что грузовик мчался на большой скорости и автомобиль Скоблина разбит всмятку. Уцелели Надежда Васильевна и Николай Владимирович только потому, что дверца машины от удара открылась, и они выпали на мостовую прежде, чем машину сдавило так, что от сидений ничего не осталось. Плевицкая выпала первой и отделалась ушибами. Скоблину сделали радиографию, как тогда именовалось рентгенологическое обследование. Диагностировали перелом руки, трещины лопатки и ключицы. Лечение обошлось им в кругленькую сумму.

Скоблин чувствовал себя виновным в том, что произошло в тот вечер. Конечно, в реальности виноват был водитель грузовика, но Николай Владимирович думал: если бы они выехали чуть позже, если бы он вовремя свернул. Если бы… Словом, переживал, что подверг опасности жизнь Надежды Васильевны.

Шпигельглас нашел способ навестить Скоблина в больнице.

Написал в Центр 9 марта 1935 года:

«Видел 13-го. Правая рука, лопатка и ключица пострадали. Из строя он вышел на недели три. Она в синяках — и ничего больше. Паломничество к ним — непрерывное.

Миллер бегает к нему чуть ли не каждый день — за советом: привязан он к нему необычайно. Он сознался 13-му, во-первых, в том, что всю работу Жолондковского он свертывает, во-вторых, в том, что он готов все средства мобилизовать на северное направление с тем, чтобы к маю перебросить к нам через Финляндию группу террористов, в-третьих, в том, что он вынужден Харжевского направить на место Подгорного только потому, что он Харжевского просто боится, зная, что Харжевский — демагог, от которого можно ждать не только скандала, но и гадости. Поэтому, он говорит, нужно Харжевского купить, нужно платить ему хотя бы 400–500 франков в месяц».

Необходимо пояснить, о ком и о чем идет речь.

Полковник Владимир Ефремович Жолондковский окончил Псковский кадетский корпус и Константиновское артиллерийское училище, служил в Марковской артиллерийской бригаде. В эмиграции жил в Бухаресте и руководил переброской агентуры через румынскую границу. Капитан 1-го ранга Яков Иванович Подгорный служил на Черноморском флоте, эвакуировался с эскадрой в Тунис. В Чехословакии руководил группой галлиполийцев. В 1939 году, после оккупации Чехословакии вермахтом и раздела страны, он возглавит отдел РОВСа в протекторате Чехии и Моравии.

Северное направление, то есть переброска боевиков РОВСа через финскую границу, было предметом постоянного беспокойства чекистов. Этим маршрутом пользовался один из самых заметных в эмиграции боевиков — капитан Ларионов.

Виктор Александрович Ларионов в 1917 году был выпущен прапорщиком из Константиновского артиллерийского училища. После октябрьского переворота поехал на Дон и присоединился к Добровольческой армии. Участник Ледяного похода, он был ранен в первых же боях. После эвакуации из Крыма капитан Ларионов уехал в Финляндию, где у него были родственники. Но искал он не тихий приют, а плацдарм для боевых действий против большевиков.

Первого июня 1927 года Ларионов беспрепятственно перешел советскую границу, а вместе с ним ученики русской гимназии в Гельсингфорсе (Хельсинки) — Сергей Соловьев и Дмитрий Мономахов. 7 июня в Ленинграде — в лекционном зале Центрального партийного клуба на набережной Мойки, дом 59, они бросили гранаты в участников собрания агитационно-пропагандистского отдела коммуны. Ранили 26 человек. И благополучно ушли в Финляндию.

Ларионов в 1931 году выпустил книжечку под названием «Боевая вылазка в СССР» о том, как он взорвал Центральный партклуб:

«„Ответный террор против коммунистической партии“ — вот лозунг, наиболее действенный в борьбе с палачами… Было восемь вечера и три четверти. Белый вечер, сырой и теплый… У подъезда Партклуба стоит милиционер. Он скосил на нас взгляд и отвернулся. Поднимаемся наверх, идем по коридору… Дверь распахнута. Я одну-две секунды стою на пороге и осматриваю зал… Столик президиума посреди комнаты… Вдоль стен — ряды лиц, слившихся в одно чудовище со многими глазами… На стене „Ильич“ и прочие „великие“, шкафы с книгами. Вот и всё, что я увидел за эти одну-две секунды.

Я говорю моим друзьям одно слово: „можно“ — и сжимаю тонкостенный баллон в руке. Дмитрий и Сергей возятся на полу над портфелями, спокойно и деловито снимая последние предохранители с гранат. Сергей размахивается и отскакивает за угол. Секунда тишины, и вдруг страшный нечеловеческий крик:

— Бомба!

Я кинул баллон в сторону буфета и общежития и побежал вниз по лестнице. На площадке мне ударило по ушам, по спине, по затылку звоном тысячи разбитых одним ударом стекол: это Дима метнул свою гранату».

Теракт в лекционном зале Центрального партийного клуба в Ленинграде превратил Виктора Ларионова в кумира радикальной эмигрантской молодежи. Во Франции он создал боевую группу «Белая идея», исповедовавшую фашистские идеи. Боевое прошлое и репутация бесстрашного героя помогли ему отобрать в «Белую идею» 20 молодых людей, которых он учил стрелять, бросать гранаты, изготовлять и закладывать взрывчатку, ориентироваться на местности и маскироваться.

Ларионов занимался с ними даже русским языком: они должны были отвыкнуть от привычных «старорежимных» слов и обогатить словарный запас новой, послереволюционной лексикой, принятой в Советской России. Боевики «Белой идеи» пытались переходить финскую границу, чтобы раствориться в Ленинграде.

Представителем РОВСа в Финляндии был генерал-майор Северин Цезаревич Доливо-Добровольский. В Гражданскую войну он служил в Архангельске военным прокурором у генерала Миллера, когда тот возглавлял правительство Северной области.

По личному поручению Миллера Скоблин ездил в Финляндию и обсуждал с генералом Добровольским планы разведывательных и диверсионных акций против Советского Союза. Когда Скоблин заблаговременно узнавал о планах капитана Ларионова, сообщал советской разведке. Иностранный отдел предупреждал пограничников, и боевиков перехватывали уже на границе.

Виктор Ларионов подозревал, что где-то есть предатель. Поэтому парижская резидентура пыталась отвлечь внимание от Скоблина, а если удастся, то и перевести стрелки на самого Ларионова, чтобы возбудить против него подозрения в штабе РОВСа.

Тридцать первого августа 1935 года сотрудник парижской резидентуры информировал Центр о придуманной им оперативной комбинации.

«Дал задание 13-му, чтобы он в очередной беседе с Миллером (это будет, очевидно, в понедельник) высказал свои подозрения в отношении Ларионова как о возможном виновнике всех провалов.

Мотивы и доказательства:

Ларионов недоволен своим положением. Честолюбивые замыслы руководят поступками. Не исключена возможность, что его действиями руководят лица, находящиеся в оппозиции к руководству РОВС’а. Например: Шатилов, находящийся в хороших отношениях с Ларионовым, или Туркул.

Это общие тезисы для беседы Скоблина с Миллером.

Ваше мнение по существу изложенного телеграфьте. Во всяком случае, пуская эту версию, я никакому другому вашему решению вреда не принесу».