Музы дождливого парка - Татьяна Корсакова

Вопросы,вопросы...Какже онамоглапрожить стольколет под однойкрышей с человекоми не задуматьсяо том, какиетайны хранитего прошлое?!Она жила какзачарованная,жила и ничегоне замечала.

УНаты скопилосьмногодрагоценностей,Савваникогда не былскрягой. Бриллиантовогогарнитурахватило, чтобыузнать о егопрошлом, еслине все, то многое.Биография СаввыСтрельникованачиналасьс двадцатьпятого года,а все, что случилосьдо того,было покрытопологом тайны,сорвать которыйне вышло заоченьбольшие деньги.Наверное, Эратои Эвтерпа таки останутсядляНатынезнакомками,но вот остальныемузы обрели,наконец,плоть и кровь.

Ониумерли! Все,кроме Лалы.Самоубийство,несчастныйслучай, неведомаяболезнь...Отслужившаясвой векмузаумирала, а ееместо почтисразу же занималановая.И статуи... Состатуями былосовсем непонятно.Если посмотретьпо датам, выходило,что Савва заканчивалстатую всегоза несколькоднейдо того,как умиралпрототип. Роковоесовпадениеилинечтобольшее?

АЛала? Так лиочевидно иоднозначното, чтос нейслучилось?Молодойлюбовник, безумнаястрастьпобегв Ленинград...Лалабылане из тех, ктопроменяетматериальноеблагополучиена любовь. Ичеловек, тот,который взялсявыполнить дляНатыделикатноепоручение,не нашелникаких следовЛалы Георгиане,зато отыскалее любовника,уже изряднопостаревшегои пообтрепавшегосяжиголо. Он смутнопомнил Лалу,зато хорошопомнил деньги,которыезаплатил емуодиноченьизвестныйхудожник. Натене нужно былслышать имяэтогохудожника, онаужевсе поняла...

Апотом черезокно павильонаНата увиделастатую,и все стало насвои места.Незавершенная,но ужес узнаваемымичертамиУраниявнимательносмотрела наНату поверхплечаувлеченногоработой Саввы.Вот тогда онаи испугаласьпо-настоящему,так испугалась,что рассказалаобо всех подозренияхАкиму. Первыймуж слушалмолча, и по егозакаменевшемулицу было непонятно,веритон ей или нет.

Поверил.Потому что, кактолько Натазамолчала,сказал простои веско:

— Яубьюэтусволочь, Наталья.

— Нет!— Онавцепилась врукав егокуртки,с мольбой заглянулав глаза.

— Еслине умретон, умрешь ты.Я незнаю, как онэтоделает, ноя видел статуи.Они особенные,они не совсеммертвые. Понимаешьменя, Наталья?

Онапонимала. Онасамаэточувствовала.Злой генийСавва Стрельниковнаучилсяпревращатьживоев мертвоеи наоборот...

— Невмешивайся,Аким, —сказалаонатвердо. — Я всерешу сама.

Натанашла яд в шкафчикерабочего столаСаввы. Пузырек,тщательнозавернутыйв кусок холстины,не был подписан,но онапочтине сомневалась,чтовнутри.

Бродячемукоту, старомуи больному, свиднеющимисясквозьпроплешиныгниющими ранами,хватило всегонесколькихразведенныхв молокекапель. Онумерпочтимгновенно, Натехотелосьдумать,чтобез мучений.Теперьона зналанаверняка.Теперьу неепоявилсяплан…

Рукане дрожала,когда она выливаласодержимоепузырька вчашку с чаем.Такой, как СавваСтрельников,не имеет правана жизнь. Акимправ, если неумрет Савва,умрет она. А унее детии внуки идвадцать летзагубленнойжизни.Силы духа нехватило лишьна то, чтобыостатьсяи увидеть,какон будет умирать.Натабежалаиз павильона,спинойчувствуя недобрыйвзглядпробуждающейсяУрании.

Акимнашел ее наскамейкев парке,трясущуюсяв ознобе, выкуривающуюоднусигарету задругой. Он понялвсебез слов.

— Тысделала это,Наталья?

Оналишь кивнулав ответ.

— Где?

— Впавильоне...Он еепочти доделал...Аким,она едва ли неживее меня! Тыверишь?

— Яверю. —На плечоуспокаивающелеглатяжелая ладонь.— Какты это сделала?

—Ядом.Я убилаегоядом, Аким.

— Ачашка? Ты забралачашку?

— Нет.Я не могу тудавернуться. —Рукидрожали таксильно, чтопришлосьзажатьих междуколенями.— Теперья убийца!Чем ялучше его?

— Тылучше.— Акимпогладил еепо волосам,осторожно,точно опасаясь,что она отшатнетсяот его ласки.— Идив дом,Наталья. Я всеулажу.

—Спасибо!— Впорыве благодарностией хотелосьцеловать егозаскорузлые,в порезахи ссадинахруки. —Аким,я никогда незабуду.

— Яделаю этоне толькорадитебя, Наталья.Мне тожеесть за что егоненавидеть.Все будетхорошо, никтоникогда неузнает...

Акимвошелв еекомнату спустянесколькочасов.

— Явсесделал,— сказалон, останавливаясьу самойкромки белоснежногоковра, нерешаясь сделатьещеодин шаг.— Всебудетхорошо, Наталья.Никто не догадается.

—Спасибо.— Онаподошла к немусама, как в далекоймолодости,прижаласьщекой к груди.— Спасибо,Аким, я никогдане забуду.

—Забудь.— Онснова, как тогда,в парке, погладилее по волосам.— Забудь,Наталья. Ничегоэтого не было.Теперь тысвободна.

— Аты? —Онане решаласьподнять нанего взгляд,бояласьувидетьв его глазахпросьбу,на которуювынуждена будетответитьотказом.

— Амненичегоне нужно. Мнедостаточновидеть тебяи дочь, знать,что у васвсехорошо. Ты позволишьмне остаться,Наталья?

—Оставайся,Аким. —Рукавомблузки онавытерла мокроеот слез лицо.— Только,пожалуйста,сделай для меняеще одну вещь.

— Всечто угодно.

—Уберистатую.

—Наталья,она не завершена.Тебе нечегобояться.

— Всеравно. Яне могуее видеть. Убери,пожалуйста.

— Какскажешь, хозяйка.— Онкоснулся еевиска едваощутимым поцелуем,вышел из комнаты...

*****

Мартаеще не успелапривыкнутьк этому новообретенномумиру, к тому,что даже ночьне в силах приглушитьяркость красок,что звуки флейтыдо сих пор звучатв душе нежнои тревожноодновременно,что Арсенийсжимает ее вобъятиях таккрепко, чтобольно дышать,как мир сноваизменился...

Наверное,Арсений услышалчто-то особенное,недоступноеей. Или не услышал,а почувствовал,потому чтооттолкнул еес какой-то торопливойнебрежностью,перегнулсячерез перила,всматриваясьв темноту. Мартатоже хотелавидеть, хотелапонять, чтозаставилоАрсения разжатьобъятия, оттолкнуть,а может, и вовсезабыть о еесуществовании.

Внизуполыхал костер.Огромный, вышечеловеческогороста. Клубыдыма сплеталисьв сизые спирали,извивались,точно в судорогах,а в завыванииветра Мартевдруг почудилисьженские крики.Если бы онасмотрела нена костер, а наАрсения, то,наверное, поймалабы тот страшныймомент, когдаглаза его сделалисьпустыми, какокна давнозаброшенногодома. Но Мартасмотрела внизи скорее почувствовала,чем увидела,как стоящийрядом Арсенийстал медленнозаваливатьсявперед, туда,где черныйночной воздухвспарывалияркие светлячкиискр, туда, гдеего ждала неминуемаясмерть...