Музы дождливого парка - Татьяна Корсакова

—Савва,можно? —В изумрудныхглазах мольбаи ещечто-тоускользающее.— Зинаидаиспеклапирожков,твоихлюбимых,хотела отнести,но ярешила сама...

Всегона мгновениесердцесжалось отжалости. Всегона мгновениеСавве расхотелосьее убивать.

Вынужденнаямера! Без светаонаемуне нужна.Безсветаему самомудолго не протянуть...

Савваторопливонабросилпокрывалона незавершеннуюстатую.Заметилали, угадалав каменныхчертах роковоесходство?

—Конечно,Ната,проходи! Испасибо за чай,а я ведьи в самомделесильно проголодался.

Онапоставилаподнос наящик дляинструментов,обвеларастеряннымвзглядомнасторожившихсямуз, поежилась.

—Холодноу тебя здесь,Савва.

Холодно?Да как же холодно,если с него потградом?! Этоиз-за работы.Во время работыон не обращаетвниманияна мелкиежитейскиенеудобства,в мире существуеттолько он, егооживающеетворениеи предвосхищениелюбви. Остальныев эти мгновениялишние. ДажеНата, особенноНата...

—Ничего,я привык. —Саввастерсо лбабисеринки пота,вымученноулыбнулся. —Ты иди,Ната, я скорозакончу.

Ужевзявшись задверную ручку,онаобернулась,сказала с мрачнойсосредоточенностью:

— Тыгениальныйскульптор,Савва. Они какживые...

—Спасибо.— Емубылинеожиданноприятны этислова. Можетпотому, чтоНата никогдане лгалаи не льстила?Может,потому, чтоон ив самом делебыл гением?

— Аэтастатуя,— онакивнула наприкрытуюхолстом Уранию,— онапохожа на меня.

— Тебепоказалось,дорогая. —Саввапотянулся зачашкой,залпом, точноводку,выпилобжигающегорячий чай,улыбнулсяпочтиискренне. —Очереднойзаказ.

— Да,очереднойзаказ. —Натапонимающекивнула, а потомсказала совсемуж невпопад:— Прощай,Савва.

Мимолетноеудивлениеуступило местодругому, кудаболее яркому,более остромучувству— предвосхищениюскорой смерти.Ее костистаялапа уже сжалагорло,не позволяянивдохнуть, нивыдохнуть,набросилана глазаполупрозрачнуюкисею.

Чай...Кто мог подумать,что она догадается,отважится,опередит?.. ЯдЛалы, тотсамый,без вкуса изапаха, надежноупрятанныйв шкафчикрабочего стола,и задвадцать летне утратилсвоих адскихсвойств... Какже мало он знало своейжене... Как непростительнодоверчив был...

Натаушла,не стала дожидатьсяего смерти. Илипобоялась?Ната ушла иукрала самоеценное, чтобыло уСаввы,— егожизнь...А музы,те самые,ради созданиякоторыхон заложил душудьяволу, отвернулись.Ихпрекрасныелицабылибезжизненноравнодушными,а в уголкахглаззатаилосьгодами вынашиваемоенетерпение.И только Мельпоменасмотрела наСаввус насмешливымпониманием,коварная Мельпоменабыла готовапринятьего всвои мертвыеобъятия.

— Тывсе понимаешь...— Егособственныйголос был похожна змеиноешипение.Савва блуждалв круговертимутныхобразов, изпоследнихсил пытаясьсделать самоеважное,самоепоследнее. —Я тебя отпущу,моя Мельпомена.Ты отомстишьза насобоих, язнаю...

...Молотокедва не выпадаетиз слабеющихрук, иглазаужепочти ничегоне видят. Ещечуть-чуть, последнееусилие...Стенкатайника, тасамая, отделяющаямертвуюЛалуот мира живых,хрустнула, какмартовскийлед, из разверзшейсяранывеетхолодом. Может,именно этотхолод почувствовалаНата? Неважно...уже неважно.Главное онсделал —распахнулпередМельпоменойдверь,которая годамибыла заперта...Теперь павильонполностью вее власти. Павильони все,кто отважитсяпереступитьего порог. Раноилипоздно онадоберется доНаты. Она довсех доберется...

— Явсесделаю,Савва. —Губкасаетсястылоедыхание, упрощальногопоцелуяЛалывкус тлена. —Раноилипоздно...А ты будь проклят!Ты и твои музы!

Егопоследний выдохстановитсяее первымвдохом.Жизнь заканчиваетсятак нелепои такбольно, но умиратьуже не страшно.Что емукакое-топроклятье!Он проклят ужемногие годы,с тогосамого дня,когда положилза пазухумертвую розумертвой Эрато...Иликогда вдохнулчастичку жизнив самую первуюстатую?..

— Яхотел сделатьвас вечносчастливыми!Слышите,вы?!

Криктонет в многоголосомшепоте:

— Будьпроклят…

Музыкак женщины,такиежековарные, такиеже неблагодарные...

*****

Мартасидела на ступенькевинтовой лестницы,сжимала вискируками иговорила-говорила...

Прояд в хрустальномфлаконе. ПроНату, из руккоторойЛала Георгианеприняла своюсмерть. ПроСавву, которыйдаже послесмерти не пожелалотпускать своюстроптивуюМельпомену.Про Мельпомену,замурованнуюв колонну ипризваннуюна веки вечныеохранять покойкаменных муз.Про муз, которыеи не живые, ине мертвые. Прото, как сильноони ненавиделисвоего создателя.Про то, как уМельпоменыпоявиласьвозможностьотомстить...

—Душноздесь... — Мартазамолчала,сдернула с шеишарф, огляделась,словно не совсемпонимая, гденаходится. —Арсений, давайвыйдем на воздух.

— Какскажешь. — Емуне было душно,наоборот, отуслышанногопо позвоночникуполз холод, нолучше и в самомделе поднятьсянаверх, на смотровуюплощадку, подальшеот муз, которыеи не живые, ине мертвые.

Наверхудул ветер, иветви старогоклена с беспомощнымотчаяниемцеплялись закованые прутьяограждения.Арсений вздохнулполной грудьюпронзительночистый воздух,перевел взглядна съежившуюсяу самых перилМарту. Здесь,высоко надземлей, в призрачномсвете луны,кутающаяся,точно в плащ,в полыхающуюзолотым и краснымауру, девушкаказаласьинопланетянкой.Марта молчала,а он не решалсянарушить этомолчание, ждал.

—КогдаСавва умирал,он разбил тайник.— Ветер донесдо Арсениятихий, точносонный голосМарты. — Разбилтайник и выпустилМельпомену.Сначала онане могла покидатьпавильон, апотом научилась.

Этобыло страннои дико: Мартарассказывалатакие вещи, вкоторые дажеему, привыкшемук общению спотусторонниммиром, былосложно поверить.

—Марта,подожди! Этогоне может быть!— Арсений взмахнулрукой, и Гримв ответ на этотжест беспокойнозаскулил. — Япроверял, здесьнет никакихпризраков!

—Здесьесть призраки!— От ветра длинныеволосы Мартыразвевались,белыми прядямивплеталисьв дымно-огненнуюдиадему. — Тытак ничего ине понял!

Вкармане курткизамурлыкалмобильный,напрочь разрушаяфлер таинственностии мистичности.