Россия в глобальном конфликте XVIII века. Семилетняя война (1756−1763) и российское общество - Коллектив авторов

не писать“. Тому подтверждением одно партикулярное письмо из Нейсе, где говорится, что всей армии, от солдата до генерала, под страхом смертной казни запрещено писать что-либо в другие места».

Осада шла, как обычно идут осады (обстрелы, апроши, вылазки). Австрийцы прогнозов не давали, а прусский канал передачи информации, как мы уже упоминали, был для россиян заблокирован. И вдруг случилось чудо! Очередная австрийская реляция от 2 июля начиналась совершенно буднично какими-то мутными и неинтересными для русского читателя сведениями об обнаруженном прусском конвое, его атаковании, о ночном переходе австрийской армии по не обозначенным на карте буеракам, но завершалась поистине прекрасно: «Внезапное приближение австрийской армии и причиненный обозу чувствительный вред в такое смятение неприятеля привели, что он, не выжидая уже более ничего, минувшей ночью с крайней скоропостижностью осаду Ольмюца снял». Вот так, после полугода поражений, отступлений, тревог и неопределенностей поступила первая по-настоящему хорошая новость из стана наших ближайших союзников. Оная была провозглашена в Санкт-Петербурге газетой 14 июля, а то с декабря прошлого года было как-то совсем тяжело ее читать. У австрийцев немного отпустило внутренний зажим, и они стали свободнее писать о разных мелких акциях, не удостоившихся внимания историков за неотложением в архивах каких-либо бумаг. Приведен, в частности, экстракт письма австрийского офицера из корпуса минеров: «13 июля был послан к прусскому городу Плессу деташамент. Нашей задачей было захватить соль, которую пруссаки хотели вывезти в крепость Козель. Мы подошли к городу на рассвете и загнали часть пруссаков в построенный в городе редут. Те, кто укрыться там не успел, бросились бежать через задние городские ворота. Мы нагнали их у леса и преследовали в непрестанных схватках две мили, а далее они уже совсем рассеяны были. В полдень возвратились мы в город, где затем прожили целую неделю, понемногу вывозя соль общей стоимостью 29 312 гульденов. Там же в добычу нам досталось 46 047 гульденов, которые город с округой королю прусскому заплатить должны были».

Сентябрь и октябрь прошли у нас под девизом «Скоро у австрияков сражению быть», так как австрийские и прусские войска кружили друг вокруг друга в предельной близости. И вот 15 октября специальный гонец, полковник граф Пеллегрини, выехал к российскому двору из ворот имения Китлиц с известием о виктории при Гохкирхе и 31 октября его доставил на берега Невы. На следующий день снова радость – к французскому послу маркизу Лопиталю пришла новость о победе принца Субиза при Луттерберге. Ради дуэта союзных побед в Петербурге был выпущен довольно пухлый буклет с подробными (но крайне занудными) описаниями баталий. Того же 31 октября наш генерал Пальменбах написал Фермору, что Кольберг взять ему не удалось и он отходит от города. Российская кампания 1758 г. завершилась. Но публике показалось, что неиллюзорный успех австрийского оружия («102 трофейных орудия и 30 знамен») должен быть как-то развиваем далее, ноябрь в Саксонии обещал быть горячим. Газеты подогревали интерес, например Нюрнберг сообщал через неделю после баталии: «До одержанной графом Дауном победы при Гохкирхе столь мало было надежд освободить Саксонию, что командующий имперской армией принц Цвейбрюккен уже было разослал циркулярное письмо по городам Франконии с требованием предоставить ему зимние квартиры. Однако ныне оба военачальника приняли решение кампанию продолжать и действовать соединенными силами, дабы максимально использовать успех сей славной баталии». Но в ноябре случился такой подвыверт войны, который мало кто ожидал. Газеты пророчили либо прогон прусской армии до Силезии, либо осаду Дрездена, а может, и то и другое. Действительно, 1 ноября армия Фридриха под давлением противника перешла пограничную между Саксонией и Силезией реку. Однако вместо осады случилась катастрофа: «В ночь на 10 ноября комендант несчастного города Дрездена учинил такое бесчеловечие, которому не найти примера не то что у христиан, но даже у самых лютейших варваров. Сперва приказал он наполнить дома в предместьях порохом и соломой, а жителям не только запретил выходить на улицу под угрозой смерти, но даже выглядывать в окна, за что было обещано стрелять по ним. В третьем часу ночи был дан сигнал пушечным выстрелом, и тут же разъярившиеся солдаты прибежали со всех сторон с факелами, поджигая стоящие на старом гласисе дома». Сожжение предместий обычное дело, это преддверие формальной осады, подумали петербуржские обыватели. Ждем-с. Но вместо журнала осады получили датированную 22 ноября новость, своей жестяной сухостью напомнившую печальные моменты начала года: «Кампания нынешнего года в Саксонии завершена совершенно. Позавчера главная австрийская квартира еще была в Берггисхюбеле, но полагают, что полки Дауновой армии на днях вступят в Зацский, Лейтмерицский и Юнг-Бунцлавские округа. Хотя в эту кампанию оба наших предприятия – против Дрездена и Нейсе – были неудачны, однако сейчас делаются все приготовления, чтобы в следующем году заблаговременно начать кампанию двумя армиями».

***

Описание действий шведской армии с самого начала года не подавало отечественному читателю ни малейшего повода для оптимизма.

Спокойное пребывание армии на зимних квартирах зависело только от состояния окруженных топкими болотами рек Пены и Требель, и оное ныне сделалось тревожным, ибо незадолго перед Рождеством ударил такой необычайный мороз, что конница начала свободно переходить Пену по льду. Поэтому расположенные на помянутых реках города Анклам, Деммин и другие места защищать стало невозможно.

В город Висмар вошло 3000 человек прусского войска. На Росток наложено контрибуции 100 000 талеров, на Гюстров 80 000 и на Рыбниц 20 000 талеров.

Фельдмаршал пишет, что, прибыв в Штральзунд, застал он в городе лишь небольшую часть армии, а остальная ретировалась на остров Рюген, оставив Анклам, Деммин и прочие города, которые тотчас же пруссаки и заняли. Ныне трудятся над тем, дабы обстоятельства поправить, а затем начать военные действия, хотя бы и не наступательно, а оборонительно – но не так, как нынче нашей армии приключилось.

24 марта напечатана была подробная статья о приготовлениях майора Брауна к храброму отпору пруссакам в пенемюндском шанце – а на другой день получили мы через частные письма, что оный сдался в плен.

Взлетело на воздух судно с 3000 центнеров пороха, вставшее по причине льдов у острова Готланд. Взрыв был столь силен, что на расстоянии до 20 миль посчитали его за легкое землетрясение, пока не уведомились об истинной причине. Больше всего печалит то, что судно направлялось в Штральзунд, где ощущают в порохе некоторый недостаток.

В ночь на Рождество Христово тридцать человек под командой унтер-офицера захватили магазин с собранным прусскими гусарами сеном, кое успешно вывезли в Анклам.

В такой день, конечно, писать в реляциях о, например,