Высадка в Нормандии - Энтони Бивор

На следующий день, после успешного отражения очередной атаки 2-го танкового корпуса, Б. Монтгомери приказал приостановить наступление. 8-й корпус за пять дней потерял немногим более 4000 человек. Свыше половины потерь пришлось на 15-ю Шотландскую дивизию, которая проявила в боях незаурядную храбрость. Столь же несомненно, что Демпси из-за чрезмерной осторожности упустил открывшиеся перед его войсками благоприятные возможности. Промедление с началом операции «Эпсом» привело к тому, что 8-му корпусу пришлось в итоге сражаться против самого мощного со времени Курской битвы сосредоточения танковых дивизий СС. Участвовавшие в боях английские войска дрались очень хорошо, но в последнюю минуту нерешительность командующего армией свела на нет все их героические усилия. Утешает только то, что немцы больше уже не смогли провести серьезное контрнаступление против британского сектора.

Нетрудно представить себе, как огорчила Д. Эйзенхауэра «грандиозная» стратегия Б. Монтгомери. Его самоуверенные донесения о «решительном ударе по противнику» никак не вязались с тем, что он говорил в частном порядке. Офицер разведки 7-й танковой дивизии с удивлением записал 22 июня в дневнике то, что услышал от вернувшегося с совещания в штабе 21-й армейской группы генерал-майора Эрскина (совещание происходило накануне операции «Эпсом»). «Генерал рассказал о том, что говорил ему Монти, – писал этот офицер. – Что касается нашей дивизии, все изменилось, потому что он не хочет нашего продвижения далеко в глубину. Доволен тем, что 2-я армия отбила все контратаки танков противника, теперь, по его мнению, наш фронт направлен только против Кана, а американцы пусть захватывают порты в Бретани. В связи с этим 8-й корпус должен перейти в наступление, но задача нам поставлена очень ограниченная. Монти считает, что потеря пяти дней из-за неблагоприятных погодных условий привела к тому, что он проиграл в наращивании сил». Так что чрезмерная осторожность Демпси, возможно, диктовалась указаниями Монтгомери.

1 июля, на следующий день после того, как сражение завершилось, Э. Роммель приехал в штаб Гейра фон Швеппенбурга. Их обоих потрясли результаты обстрела корабельной артиллерией с дистанции порядка 30 км. Гейр затребовал от обеих дивизий цифры потерь боевых машин от огня вражеских кораблей. Даже Гитлера удалось убедить в том, что на данный момент танкисты в силах лишь удерживаться на занятых позициях, но не наступать. Гейр тем не менее злился, что все наличные танковые дивизии были брошены против англичан: это полностью срывало его замысел.

В первую очередь Гейр возражал против раздергивания танковых соединений, что являлось мерой чрезвычайной, но создавало неразбериху в снабжении. Он высказал Роммелю мнение, что вновь прибывшие пехотные дивизии должны держать фронт, тогда как танковые следует отвести на переформирование, пополнение и подготовку контрудара. Роммель категорически отказал генералу. «Пехота с этим не справится, да она к такой роли и не готова», – сказал он. Он не верил, что вновь прибывшие дивизии сумеют сдержать наступление англичан. Подобное настроение совпадало с навязчивой идеей Гитлера не уступать ни пяди земли. Гейр же бушевал по поводу «кабинетных стратегов из Берхтесгадена», которые «ничего не понимают в применении танков». Артиллериста Йодля он откровенно презирал: «У артиллерии развились те же качества, что и у Бурбонов, – ни научиться новому не могут, ни позабыть старое, – а потому они отстали от жизни даже больше, чем пехота».

Гейр составил докладную записку, в которой не особенно выбирал выражения. Он требовал перейти к гибкой обороне и отвести – как следствие операции «Эпсом» – танковые войска к югу от реки Орн, за пределы досягаемости корабельных орудий. «Все решения принимаются непосредственно в ОКВ, – писал он, – а штаб ОКВ не располагает непосредственной информацией с поля боя, в нем преобладают радужные настроения, и решения принимаются зачастую ошибочные, да и те прибывают в войска со слишком большим запозданием». Роммель одобрил эти выводы и передал записку в ОКВ. Гитлер решил незамедлительно отстранить Гейра от занимаемой должности, заменив его генералом танковых войск Гансом Эбербахом.

28 июня, в разгар боев за переправы на Одоне, генерал-фельдмаршала фон Рундштедта снова вызвали вместе с Роммелем в Бергхоф. По словам начальника его штаба Г. Блюментритта, Рундштедт «вернулся оттуда в мрачном настроении». Проделав путь в тысячу километров от Сен-Жермен-ан-Лэ до Берхтесгадена, он прождал там с трех часов утра до восьми вечера, «после чего ему предоставили возможность обменяться с фюрером всего несколькими словами». По возвращении Рундштедт позвонил Кейтелю, причем Блюментритт слушал разговор по параллельному телефону. Главнокомандующий «прямо заявил, что удержать свои позиции в Нормандии для Германии не представляется возможным». Англо-американцы располагают такими силами, что немцы «просто не в состоянии сдерживать их атаки, а уж тем более сбросить их в море».

– И что же нам делать? – спросил Кейтель.

– Вам нужно заканчивать эту войну, – ответил ему старый фельдмаршал.

Назавтра в полдень Кейтель перезвонил и сообщил, что доложил об их разговоре фюреру. Затем позвонил Йодль, предупредил, что фюрер рассматривает вопрос о смене главнокомандующего Западным фронтом. Важнейшую роль в этом сыграло то, что Рундштедт одобрил докладную записку Гейра. Гитлер объявил, что по состоянию здоровья Рундштедт уходит в отставку, и направил в Париж своего офицера для передачи бывшему главнокомандующему письма с благодарностью от фюрера за службу, а также Рыцарского креста с дубовыми листьями. Рундштедта заменит генерал-фельдмаршал Ганс Гюнтер фон Клюге.

В ярости был и Роммель. Не сообщив ему ничего, Гитлер назначил командующим 7-й армией обергруппенфюрера СС Хауссера, поскольку эсэсовцам доверял больше. Любимцем фюрера оставался Зепп Дитрих – он не знал, что тот считает: постоянное вмешательство фюрера в военные операции ведет немцев к катастрофе в Нормандии. Роммеля Гитлер тоже охотно снял бы с должности, но этого не произошло. По словам Эбербаха, преемника Гейра, фюрер учел, «как неблагоприятно скажется такое увольнение на моральном состоянии и на фронте, и в тылу и какую реакцию подобный шаг вызовет за границей».

30 июня Эбербаху было приказано вылететь назавтра вместе с фельдмаршалом фон Клюге во Францию и принять командование танковой армейской группой «Запад». Клюге объяснил генералу, что ОКВ требует от них стабилизировать обстановку и провести крупный контрудар. В Сен-Жермен-ан-Лэ Клюге прибыл в твердом убеждении, что поступающие из Нормандии донесения грешат чрезмерным пессимизмом. До этого он восемь дней провел в Вольфшанце[184]– как раз тогда, когда разворачивалось советское наступление против группы армий «Центр», то есть операция «Багратион», – и за это время «полностью проникся царившим в ОКВ духом непреклонности». В результате он, принимая командование Западным фронтом, не склонен был оценивать ситуацию в Нормандии как безнадежную. Ганс Умник (так его прозвали, обыгрывая фамилию, которая по-немецки значит «умный») не вызывал приязни у своих коллег. Начальник штаба Роммеля писал, что Клюге был «энергичным, сообразительным, себя никогда не щадил, но и с других спрашивал без всяких скидок. Холодные глаза на его резко очерченном лице не выдавали тщательно скрываемых чувств. Гитлера он терпеть не мог, но неизменно был ему предан – возможно, потому, что не отказывался принимать от фюрера многочисленные награды и почести». Клюге, например, как и Рундштедт, получил от Гитлера в подарок 250 000 рейхсмарок.