Имя твое - номер - Михаил Нестеров

Вот здесь прошел Вихляев. Здесь он оставил след, который замаскировать под особенности местности было невозможно. Костя склонился над трупом человека лет тридцати пяти. Тронул его и едва не отдернул руку. Тело его было настолько теплым, живым, что Костя проверил его пульс.

Вихляев был обут в кроссовки. Он сделал неосторожный шаг и наступил в податливый грунт, успевший пропитаться кровью.

Романов продвинулся еще дальше, затаился за кустами и несколько мгновений смотрел на ворота. Успел Вихляев преодолеть их или ждет, играя у себя на нервах, надеется на встречу? Значит, она ему нужна. Для чего? Для дешевого разговора, который канет в вечность и о котором никто, никто не узнает? Понимает ли он это? Да. Но этим примером словно показывает: он останется в памяти. "В чьей памяти, дурило?" – тихонько выругался Романов. Это были не его мысли, он подстраивался под соперника, вникал в его психологию, изучал его снова и снова. Для Романова эта работа была знакома. Он ненавидел ее за частые головные боли, за подозрительность.

Рядом, совсем рядом человек, может быть, притаившийся вон за той шторой на втором этаже, веривший себе и своим подчиненным, сам человек, сильно сомневающийся.

Костя подошел к воротам с правой стороны, обходя стороной следы, оставленные двумя людьми. На участке, похожем на гарь, он различил следы знакомых уже кроссовок и остроносых стильных туфель.

У Вихляева не может быть здесь напарников, сообщников, помощников. Он работает один. В этом Костя убедился, разглядев за низкорослым кустарником ноги, обутые в остроносые ботинки.

Он тронул калитку, вмонтированную в ажурную ковку, она оказалась закрыта; дотянуться до замка с внешней стороны было невозможно.

Костя снял джинсовую куртку, взял ее за рукава и, примерившись, забросил за пики вверху створы ворот. Он походил на ящерицу, взбиравшуюся по сброшенной шкуре. Забравшись на гребень, Костя присел и, удерживая равновесие, нашел место для приземления. Он сильно оттолкнулся, дабы не зацепиться штаниной за пику, и оказался по ту сторону забора в начале английского газона. Как и Вихляев, Румын не заходил в места, откуда не было выхода. Он подошел в калитке, повернул головку замка, снял щеколду... На секунду его задержала мысль: "Почему Вихляев оставил калитку закрытой?"

* * *

Марибель куталась в шаль, подарок тетки из Альмерии, и не находила себе места. Прошли двадцать минут. Пройдет несравнимо больше, прежде чем вернется Костя. Он вернется, была уверена Марибель, потому что в этот раз он оставил свои вещи, оставил вкус поцелуя на ее губах, оставил обещание вернуться.

Двадцать пять минут. Она обнаружила в себе необоримое желание встретить Костю во дворе поселка. В мыслях и желаниях она пошла дальше – за его пределами. А лучше всего – встретить его там, где они встретились, где она выразила странное желание завести выносливого и бесплодного мула.

Она засобиралась. Сбросив ночную сорочку, натянула джинсы, накинула куртку из плотной хлопчатой ткани, влезла в короткие сапожки на низком каблуке. Погрозила пальцем спаниелю:

– Дома. – Повторила еще раз: – Дома.

В прихожей она, прежде чем выключить свет, сняла с полки фонарь. Включила-выключила, проверяя. Пучок света яркий, как у машины.

Едва она вышла за пределы поселка и повернулась лицом к одноэтажным строениям, возле которых стояли на страже фонари, по спине пробежал холодок. Куда ты? – спросила она себя и потопталась на месте. Вдруг подумала о том, что кто-то из соседей смотрит на нее сейчас и насмехается над ней: плечи подняты, как будто ее трясет, руки на груди...

Она подстегнула себя: "Все равно не разминемся". Ей стало легче оттого, что на ее пути могут повстречаться два детектива, одного зовут, кажется, Мартинес. Они спросят, что делает она возле виллы генерала в такой поздний час, а она вдруг окажется на высоте. Ей вдруг придет в голову идея-вранье: "Сбежал спрингер. Вот вышла поискать его". И крикнет: "Аро, ко мне!"

Незаметно, словно разговаривая сама с собой, придумывая одну ситуацию за другой, накручивая мысли в тесный клубок, Марибель дошла до середины аллеи, ведущей к Консуэло. Подавила в себе желание посветить на ворота: ей показалось, наверху что-то висит. Или кто-то...

Она ускорила шаг, не замечая того, что не укрылось от глаз двух разведчиков. И едва не вскрикнула, узнав в куртке, висевшей на пиках, куртку Кости. Она закрыла рот рукой и присела, когда да нее донесся хлопок выстрела.

Вихляев посмотрел наверх, но ничего не увидел, словно Гриневич скрылся или пытается спрятаться – тихо, не выдавая своего местоположения даже малейшим шумом.

Андрей громко рассмеялся:

– Оставайтесь на месте, Алексей Викторович. Иначе игры в прятки затянутся надолго.

И снова в холле раздался смех. Это Вихляев достал в прыжке Феликса и рубанул его ножом – сначала по спине, потом по задней части шеи. Даже не удостоив его взглядом, Андрей кинулся вверх по лестнице.

Он не чувствовал, он точно знал: эта охота не займет и пары минут. Заткнув нож за пояс, он вооружился пистолетом. Держа его двумя руками, он перешел на бесшумную ходьбу. Он чутко вслушивался в тишину. Вот ее нарушил какой-то звук, просочившийся из соседней комнаты. Вихляй добавил шума, высадив дверь ногой. Вошел, опускаясь на колено, и повел стволом пистолета так, будто принюхивался к атмосфере этой комнаты. Пары мгновений ему хватило на то, чтобы понять: звук, похожий на металлический щелчок, донесся из распахнутого окна. Может, ветром закрыло калитку, которую Андрей оставил открытой.

Следующая комната. Еще одна. Вихляев работал молча. Спокойно. Рассудительно. Даже представил на своем месте Романова. Вот уж кто обязан Гриневичу. За что? За то, что не получил пулю в затылок, как Юниор, или в сердце, как его старший брат. Вот что было бы с ним, если бы он остался четвертым в группе. Он ушел вовремя. Может, почувствовал, что стало затягивать?

Еще одна, четвертая по счету комната. Большая – с гостиной, спальней, туалетом. В гостиной никого. В спальне...

Гриневич сидел на краю кровати с мобильным телефоном и нажимал на клавиши. Вихляев не потерял ни одного мгновения. Он всегда моментально реагировал на угрозы. Пистолет с глушителем смотрел в грудь главе "Артики", когда Вихляй нажал на спусковой крючок.

Румын вошел в холл и в первую очередь увидел Феликса в луже крови. Взгляд наверх. Никого. Но в тени яруса, нависшего над холлом, мог притаиться стрелок.

Он получил очередное доказательство: его противник здесь и продолжает проливать кровь.

Костя метнулся к Феликсу и выстрелил в середину бельэтажа. Не зная, отвоевал он какое-то время или нет, но ощущение, что на него нацелен лазерный прицел, исчезло. Костя оттащил истекающего кровью старика под лестницу и, отложив пистолет в сторону, сорвал с себя рубашку. Разорвав ее, сделал жгут и наложил его на шею Феликса, не очень туго, чтобы только унять кровь.