Турнир - Роман Глушков

Пока мы пробирались через лес в направлении Триллиума, Бледный вкратце обрисовал мне нашу текущую задачу.

Избавившись от пакалей, наши соратники должны были сразу же уйти от аномалии, куда в любой момент могли нагрянуть квестеры. Понятно, что при таком исходе следовало подозревать самое худшее: не вышедший на связь Бледный либо погиб, либо угодил в заложники к Кирсанову. Второй вариант был немногим лучше первого. Реши глава ЦИКа, что майор блефует, его начнут пытать, после чего квестеры ринутся на поиски его приятелей. И наверняка отыщут их, если пакали все еще будут у них. Или отыщут сами пакали, если наемники их где-нибудь припрячут, прежде чем унесут ноги.

Так или иначе, артефакты для нас могли считаться потерянными. А без них Крупье со товарищи отправятся прямиком к границе зоны и покинут ее, не пытаясь отыскать Бледного. Его поиски не имели смысла, если он был мертв. Ну а если ему повезло выжить, Кирсанов вывезет его из Америки прежде, чем наемники успеют что-либо предпринять для его спасения.

Дальнейший их путь лежал в Оман – при условии, что «серые» оставят их в покое. У себя на родине аль-Наджиб мог воспользоваться своими связями и накопать о Бледном какую-нибудь информацию. И если та окажется благоприятной, возможно, ЦИК согласится выдать Демиру-паше этого человека. Ведь некогда работавший на «серых» шейх мог предложить Кирсанову не только деньги, но и полезные сведения. Которые все равно никому, кроме ЦИКа, нельзя было продать с наибольшей выгодой.

Иными словами, нам не было нужды бежать к разлому в надежде застать там Крупье, Гробика, аль-Наджиба и Ширу. Бледный не знал, каким из полудюжины вероятных путей они отправятся к границе. Это решение они принимали без него – на случай, если Кирсанов решит выпытать у него маршрут их отступления. Сейчас майор надеялся лишь на свое чутье, которому, впрочем, доверял не только он сам, но и я. И которому предстояло вести нас сквозь мрак и пепел по предполагаемому следу наших товарищей.

Логика, которой мы руководствовались, была проста. И, скорее всего, правильна. Извержение вулкана не располагало к петлянию по его окрестностям ради запутывания следов. А значит, наш отряд рванул к цели самым коротким путем из всех возможных. Поэтому и нам нечего было мудрствовать лукаво, выбирая иную дорогу. Тем более что квестеров она все равно не заинтересует, поскольку по ней нельзя было ездить на квадроциклах.

Бег в кандалах был ненамного приятнее шуточного бега в мешках и со стороны небось тоже выглядел забавно. Хотя Бледному, разумеется, и в голову не пришло подшучивать надо мной. А особенно когда мы с ним выскочили из леса на берег Триллиума и смогли наконец-то снова взглянуть на причину нашего суматошного бегства.

Из-за пепла, густо валившего с небес, Маунт-Худ и взметнувшийся над ним многокилометровый столб дыма были видны уже смутно. Их было бы вообще не разглядеть во мраке, если бы не стекающие по склонам потоки лавы. Ее выливалось из кратера так много, что она освещала гору, подобно тому, как светильник-ночник освещает в темноте столик, на котором стоит. В этом лаве также помогал пылающий у подножия лес, до которого она докатилась и который не задержал ее ни на мгновение.

Поляна, где мы вели переговоры с Кирсановым, была отсюда не видна. Но, по моим прикидкам, она могла исчезнуть в раскаленном потоке с минуты на минуту. А озеро Триллиум – минут через пять-семь. Потом ворвавшаяся в озерную котловину лава должна была, теоретически, замедлить свой ход. А озеро – остудить какую-то ее часть. Хотя, судя по ее количеству, завтра Триллиум прекратит свое существование. Как? Да просто выкипит без остатка и наполнится до краев застывающей лавовой массой.

Лагерь Кирсанова располагался по правую руку от нас. Поэтому вопрос, с какой стороны огибать озеро – справа или слева, – перед нами не стоял. Повернув налево, мы побежали вдоль берега, теперь – перпендикулярно курсу настигающего нас огненного потока. Хорошо, что имеющее продолговатую форму озеро было вытянуто не с запада на восток, а с севера на юг. Потому что иначе мы не успели бы его обогнуть и нам пришлось бы его переплывать. А без лодки плаванье в холодном горном озере, да еще в ноябре, было далеко не лучшим вариантом спасения от разбушевавшегося вулкана.

Когда мы, обогнув северную оконечность Триллиума, снова повернули на юг, то уже не видели перед собой ни зги. Зато позади нас была видна быстро расширяющаяся огненная полоса – таковой виделась нам теперь лава сквозь густую пелену пепла. Он затруднял дыхание, и нам пришлось разорвать на ходу наши майки, чтобы соорудить из них защитные повязки.

– Нам – туда! – прокричал Бледный, помогая мне закрепить повязку на лице, и указал во тьму на лишь ему одному видимый ориентир. – Там есть овраг, который разрезает склон лощины. Лава по нему вверх не потечет – она попрет в озеро и дальше на юг. Так что если прибавим ходу, то добежим до оврага прежде, чем поджарим себе пятки.

Шутка про пятки едва не стала пророческой. Когда мы отыскали в темноте на склоне тот овраг, лавовый фронт был настолько близок к нам, что, обернувшись, я видел, как на нем образуются куски застывающей корки. Она тут же трескалась под напором потока и им же пожиралась. А на ее месте уже темнели новые пятна, судьба которых складывалась аналогичным образом. Трава и кустарник вспыхивали еще до того, как их касался этот гигантский дьявольский язык. Зрелище было воистину завораживающее. Но стоило лишь мне представить, как лава начинает пожирать мне ноги, и я припустил вверх по склону изо всех сил, которые во мне еще остались.

Вскоре мы с Бледным уже смотрели на разливающееся под нами пламенное озеро сверху вниз. Смотрели, естественно, на бегу – исходящий от лавы жар ощущался на большом расстоянии, а у нас не было желания прогревать свои кости. Мы и без того едва дышали после горячей безостановочной пробежки. А тут еще проклятый пепел, который облепил нашу промокшую от пота одежду и сразу превратился в слой мерзкой грязи! Оттирать которую не имело смысла, потому что через минуту на ее месте налипала новая.

Кашляя, бранясь и спотыкаясь, мы, тем не менее, шаг за шагом взобрались на склон лощины. И, бросив прощальный взгляд на лаву, чей отражающийся в водах Триллиума фронт казался в два раза шире и страшнее, потопали дальше. Отыскать во мраке тропу, по которой, предположительно, сбежали отсюда наши товарищи, было сложно. Но Бледный заверил меня, что найдет то ущелье, поскольку его пересекала линия высоковольтной передачи, на чьи опоры мы непременно наткнемся.

Как долго мы с майором ковыляли во мгле, неизвестно – вскоре я просто потерял счет времени. В моем скованном состоянии только и оставалось, что брести за проводником, который то и дело помогал мне перебираться через поваленное дерево или нагромождение валунов. После того как мы с Бледным проделали это в двадцатый или тридцатый раз, он действительно наткнулся на свою ЛЭП. Вот только на опоре и вокруг нее не нашлось ничего такого, из чего мы могли бы сварганить отмычку для наручников. Поэтому мне пришлось и дальше отыгрывать роль беглого каторжника, скрипя зубами и морщась от боли в натертых кандалами лодыжках и запястьях.

Ущелье, по которому не удалось бы проехать на квадроциклах, для пеших прогулок тоже подходило слабо. Но наша главная проблема – лава – добраться сюда в ближайшие часы не могла, а с прочими трудностями нам было не впервой справляться. Сбиться с пути здесь невозможно в принципе – куда денешься из глубокого желоба? А заканчивался он, как заверял Бледный (я карту этого района помнил плохо), километрах в десяти южнее Триллиума. В безлюдном месте, где мы могли выбирать, куда податься дальше и на каком участке пересекать границу.