Звериное царство - Жан-Батист Дель Амо

или на скамье в раздевалке, или на полу. Жует зерно, предназначенное на корм свиньям. Справляет нужду вместе с ними, прямо в проходах. За решетками загонов в навозной жиже беззвучно умирают свиньи. Он решает добить их всех и делает это собственноручно: сворачивает шеи, бьет заступом по черепу. Животные не сопротивляются, покорно ждут своей очереди.

Сложив самые легкие туши в кучу на задах свинарника, Жоэль обливает их бензином и поджигает. Столбы жирного дыма поднимаются вверх. Его то и дело выворачивает наизнанку, и он начинает сбрасывать трупы в сливную яму, где они плавают, раздуваясь от газов, и в конце концов лопаются.

Жоэль окончательно лишается сил и перестает кормить животных. Голодные больные свиньи становятся агрессивными. Нападают друг на друга, пожирают заживо. Крысы больше не прячутся. Сотни серых хищниц бродят по загонам, плавают в фекальной жиже, с которой Жоэль больше не справляется, прыгают с трупа на труп и устраивают пиры: сначала поедают хрящи, уши и рыла, потом принимаются за жир. Однажды, вытаскивая тело молодого хряка за порог свинарника, Жоэль чувствует, как хрустнул позвоночник, и падает на землю. Боль такая сильная, что встать он не может и ползет к решетке, чтобы уцепиться за нее и попробовать подняться.

Наступает утро, когда звонок телефона вырывает его из летаргического сна, и он наконец снимает трубку.

– Черт бы вас побрал, я неделю не могу до вас дозвониться!

– Извините, но… Кто это говорит? – спрашивает он сиплым голосом.

– Леруа. Это ты, Серж? У вас все в порядке?

– Это Жоэль… Все очень сложно. Я думаю, что… Есть новости?

– Да. Я заказал развернутые анализы по последним пробам. Что-то хромало в гематологическом балансе, и мне показалось правильным подстраховаться. Лейкоцитарная формула нарушена. Количество лейкоцитов было в норме, что ввело меня в заблуждение, и мы потеряли много времени. Последние пробы показали повышенный уровень моноцитов и…

– Можешь выражаться яснее?

– Иммунная система животных разбалансирована, в вашем хозяйстве гуляет хроническая инфекция. Я заказал дополнительные исследования в специализированной лаборатории. Двадцать две матки из двадцати пяти протестированных положительны к бруцеллезу, пять зародышей из шести…

– Невозможно… – хрипит Жоэль.

– Это действительно очень редкий случай, особенно в замкнутом пространстве. Обычно заражение происходит через дикого кабана и контакт с падалью…

– С падалью?

– Да, например с мелкими грызунами… Хотя не исключено, что носителем стал какой-то новый производитель.

Жоэль молча смотрит на график, потом спрашивает:

– Решение есть?

– Боюсь, одно-единственное: забой всего поголовья. Дирекция ветеринарных служб пришлет свои грузовики, свиней пересчитают при загрузке и разгрузке, чтобы исключить фактор побега. И еще, Жоэль… Считается, что этот тип эпидемии – исключительная ответственность заводчика… Так что возмещения ущерба не жди.

Жоэль вешает трубку. Он ошеломлен, уничтожен. В свинарнике установилась странная тишина. Только мухи, потревоженные крысой или конвульсиями умирающего хряка, летают над полуобъеденной тушей, наполнив воздух гудением, но тут же возвращаются и покрывают страдальца вибрирующим металлическим саваном. Тут и там в некоторых загонах бродят молодые отощавшие, но еще не заболевшие животные, шарахаясь от полуразложившихся тел сородичей. Бледная кожа покрыта коркой экскрементов, выцветшие глаза смотрят по-человечьи понимающе. Они видят Жоэля, идущего мелкими шажками по проходу. Он останавливается передохнуть, его лицо, шея, ладони и предплечья испачканы навозом и сукровицей. Жоэль переводит взгляд с одного животного на другое, отодвигает защелки, поднимает щеколды, открывает загоны. Несколько хряков выбегают в проходы, дико озираются. Цвет дня и сквозняк гонят прочь зловоние, пропитавшее стены.

Жоэль тащится на задний двор, за ним бегут ослепшие животные, они выписывают зигзаги, не понимая, где путь к спасению. Одна из самок натыкается на ограду, и сетка отбрасывает ее в навозную яму. Человек стоит, опустив руки, и смотрит, как густая омерзительная жижа утягивает ее на дно. Жоэль огибает постройки, чтобы попасть на склад, где Анри держит бидоны с горючкой, грузит их в тачку и везет к сенному сараю. Он отвинчивает крышку, выливает половину содержимого, переходит в следующее помещение, поливает перегородки, мертвых поросят, емкости с зерном. Крысы бегут по балкам перекрытий, здоровые животные издают пронзительные крики. Другие – умирающие – лежат на боку и хрипят под бензиновым душем.

* * *

Жером просыпается на куче веток и рыжих листьев. Он возвращается из царства мертвых, очнувшись от сна без сновидений. Небытие не торопится отпускать его. День просачивается мальчику под веки, играет с ресницами, слепит глаза яркими красками и движущимися линиями. Величественные печальные тени разворачиваются, скукоживаются и взрываются. Жером не осязает собственного тела, покоящегося на лесном ложе, не замечает тени развалин. Он ничего не помнит ни о прошедших часах, ни о предыдущем существовании; его заполнило ощущение глубокого ошеломляющего покоя. Наконец зыбкий мир начинает проявляться заново, и ребенок возвращается к себе самому. Он смотрит на верхушки деревьев, белое небо дробится и падает сквозь крону. Жером садится, распрямляет спину.

Он узнает свое святилище, остатки стен, поглощенные плющом, плиты, приподнятые корнями, между которыми растут камнеломки и наперстянка, Жером обводит взглядом руины, встает, не без труда восстанавливает равновесие. На бывших хорах находится устроенный им оссуарий: позелененные мхом оленьи рога, высушенные меховые шкурки, растянутые кожи, напоминающие хрупкие шуршащие плоды экзотического дерева, белые черепа грызунов и мелких плотоядных, сероватые скелеты с хрупкой грудной клеткой, кабаньи клыки, разнообразнейшие позвонки, нанизанные на тонкий шнур, хвосты белок, лис и черно-полосатые барсучьи, жабы и ежи, нашедшие смерть под колесами машин.

Мальчик пробирается через колючий ежевичник, нетвердой походкой петляет между деревьями. Натыкается на стволы, вытягивает вперед руки, как слепец, спотыкается на камнях, перебирается через канавы, бредет по сухому руслу ручейков. Оказавшись на опушке леса, он окунается в свет и продолжает свой путь по самой середине дороги. Этакий маленький пьянчужка в лохмотьях, исцарапанный шипами, грязный, с блуждающим взглядом. Он движется, как животное, дергается, издает хриплые нечленораздельные звуки.

Жером минует кладбище: из-за ограды пахнет тленом и разогревшимся мрамором. Лежащие под землей мертвецы ностальгируют по солнцу, которое каждый вечер отправляется ночевать в ложбину за Пюи-Лароком, покинув такое красное, такое трагически-опасное небо, что даже у старейшин «того света» сжимаются сердца.

Добравшись наконец до фермы, мальчик останавливается посреди двора. Где-то рядом кричат свиньи, обезумевшие поросята бродят под ржавыми комбайнами, залезают под стиральные машины и продавленные диваны, на которых сидят куры. Из-за дома в ясное утреннее небо поднимается черный столб едкого дыма. На псарне заходятся лаем легавые. Свора кидается на решетку, и та сдается, падает под их отчаянным напором. Собаки тяжело дышат, из пастей капает слюна. До Жерома доносится грозный гул пожара. Из-за угла