Белый огонь - Алексей Пехов

Но он слишком устал. Да и не хотел разбираться, кто его случайные спутники. Друзья, враги или просто люди, оказавшиеся не в то время и не в том месте. Он, как и многие в отряде, был уверен, что южанин что-то сделал – иначе никто бы не ушел со снежной равнины. Все бы достались Бродяге.

А это требовало к нему хоть толики благодарности. За спасенные жизни. Поэтому лейтенант оставил горного и треттинца в покое.

По крайней мере, на краткое время до рассвета. Попросил Говерта показать им, где можно переночевать, а сам отправился к командиру полка. Но тот вместе со Второй и Двенадцатой ротами уехал в Западный лагерь беженцев и вернуться должен был не раньше середины следующего дня. Эйрисл приказал убрать тело странного существа в ледник, а после отправился ужинать в трактир, из которого сделали столовую для солдат и гарнизонной стражи.

Слишком поздний час, так что за столами расположилось лишь несколько человек, все из его роты. Внутри было душно из-за натопленных печей, и Эйрисл снял шапку и куртку, а также верхний свитер, бросив одежду на лавку.

Повар, земляк сержанта Говерта, по просьбе десятника налил рыбной похлебки, положил лейтенанту двойную порцию тушеной баранины с чесноком и достал из-под стойки маринованные белые сливы, пряные, с перцем, которые так любили в Фихшейзе. А после выдал большую кружку темного, очень горького пива. Эйрисл не стал от него отказываться, хотя понимал, что если выпьет ее всю, то заснет прямо за столом.

Голод, дремавший весь день, пробудился с новой силой. Он ел с необычной жадностью, стараясь не спешить и не глотать целые куски, осторожно запивая пивом. Насытившись, кивнул Говерту, болтавшему с поваром, чтобы подошел, сказал негромко:

– Ну?

– Солдаты – ваши люди, господин лейтенант. О том, что случилось, они не станут болтать, пока вы не перемолвитесь с Капитаном. Двое ушли в город, к семьям, остальные или спят, или здесь. Я попросил не закрывать помещение на ночь. Не все хотят возвращаться в казармы.

– Сам иди поспи, если сможешь.

– Смогу, – пожал плечами десятник. – Хотя такого я не видал. Много хороших людей сегодня погибло ни за что.

Он встал, поколебался:

– Ребята говорят, и я хотел бы, чтобы вы это услышали, господин лейтенант.

Эйрисл кивнул, разрешая продолжать.

– Они считают, что вашей вины нет. И если вдруг где-то там, – сержант ткнул пальцем в потолок, – начнут проводить дознание, то солдаты выступят на вашей стороне.

Он отсалютовал, и лейтенанту пришлось ответить, прежде чем сержант ушел. Из сумки, которую Эйрисл принес с собой, он достал несколько листков бумаги, чернильницу с завинчивающейся крышечкой и перо, все, что выпросил у знакомого интенданта. Следовало не задерживаться с рапортом и утром оставить его на столе заместителя капитана.

Плохо заточенное перо царапало бумагу, приходилось то и дело вытирать его о край чернильницы, чтобы не оставлять на бумаге разводов. Рядом несколько солдат, достав кожаный стаканчик, решили поиграть в кости. Кубики падали, катились по столу, и их стук вызывал в душе лейтенанта странное умиротворение. Раздражение, да и усталость медленно покидали его.

Голод отступил, наконец-то вернулась сосредоточенность и ясность мыслей. Хотя он до сих пор все еще был там… среди ужаса, воющего ветра, хищного волка, кружащего вокруг них, походивших на овец, сбившихся в кучу.

Он чувствовал гибель каждого. Острой резью в желудке, словно по нему изнутри проводили кинжалом, клинок которого был выкован из жестокого льда. Тупой болью в сердце она до сих пор осталась с ним. Мятной сталью, вызывающей онемение в груди, которое распространялось выше, к горлу, стоило лишь начать отслеживать ее.

Эйрисл словно бы ощущал в своих руках душу каждого солдата. Как они проскальзывали у него между пальцами юркими шелковыми нитями, исчезая в вечности. Одну из последних он даже поймал, успев инстинктивно сжать пальцы. И тут же, охнув, ослабил хватку. Ему показалось, что шелковая нить рассекла ему кожу, мышцы, а затем и кость.

Душа Меха ушла, исчезла, оставив после себя лишь чувство пустоты, да беспомощности.

Глупые смерти. Человек не может противостоять подобному. В такого врага нельзя выпустить стрелу, отбить удар мечом, закрыться щитом. Это сила прошлого. Страшная и неконтролируемая. Оказаться перед ней все равно что перед табуном лошадей, несущихся сломя голову.

Подобное нельзя остановить никому, кроме героев из ушедшей эпохи.

Но южанин смог.

Он говорил с ветром, словно со старым псом, и тот лежал у его ног, едва слышно поскуливая от счастья, и лишь несколько раз подвыл словно бы от старой обиды, жалуясь, что с ним поступили жестоко и совершенно несправедливо.

Кости вновь застучали по столешнице, кто-то проиграл и негромко ругнулся, а Эйрисл взял следующий лист, обмакнул перо, задумался, подняв взгляд от бумаги, и увидел, как в двери входит воин Горного герцогства. Он стоял, поглядывая то на столы с солдатами, занятыми игрой, то на поваров, уже убиравших котлы и кастрюли.

– Не спится, – сказал друг южанина, подойдя. Вид у него был задумчивый.

– Ко мне обычно обращаются «господин лейтенант», – без вызова заметил Эйрисл, переворачивая листы так, чтобы его собеседник ничего не мог прочитать.

Тот ничуть не смутился.

– Ко мне обычно обращаются по титулу, парень. Но можешь называть меня «мастер Дэйт» и «ты». Я не твой солдат и давал присягу не тебе. Не вижу причин заострять внимание на моем титуле или твоем звании.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Один, нависнув над столом всем своим немалым ростом, другой лишь чуть откинувшись назад, сжимая в руке перо. Кости мягко стучали, раздавались приглушенные голоса.

– Возьми себе пива, мастер Дэйт, – наконец предложил ему Эйрисл. – И захвати, будь так добр, лишний подсвечник с того стола.

Тот вернулся с пивом (хотя сперва ему и не желали его наливать, лишь окрик лейтенанта подействовал), а также с потускневшим подсвечником, на котором стояли подтаявшие свечи среди оплывших горок воска вокруг плоских площадок.

Сел, под его весом скрипнула лавка.

– Моя секира, – напомнил он. – Я ее так и не получил.

– С кем собрался сражаться?

– Когда у тебя есть оружие, количество сражений и драк гораздо меньше, чем когда его у тебя нет. – Широкое лицо северянина осталось бесстрастным, а слова прозвучали веско, словно каждое из них было тяжелым камнем, брошенным в спокойную воду.

– Она вместе с другими вещами в конюшне. В стойле моего коня. Получишь ее завтра.

– Конюшни недалеко. Через улицу и налево. Можно дойти и сегодня.

Он был настойчив, хоть и говорил неспешно, мягко. Довольно необычно для человека таких габаритов. Эйрисл вполне представлял его в тяжелой броне, где-нибудь на острие атаки, с этой самой секирой. В баталии с радостью берут таких воинов. Они – основа Горного герцогства. Незыблемая стена, о которую не раз и не два разбивались армии Фихшейза.