Белый огонь - Алексей Пехов

Затем раздались шаги и стук копыт.

На пустой улице появился Мильвио. В одной руке он держал обнаженный меч, положив его на плечо, другой за узду вел Тиона.

– Интересные вещи тут происходят, сиоры, – сказал южанин. – Сразу три шаутта. Один в теле, двое в тенях. Ради одного человека? Вы так его боитесь или просто настолько слабы?

Глаза Говерта прищурились:

– Ты не трус или просто дурак, человече?

– Дураков среди нас много. Ну, разве что кроме коня. – Он посмотрел в глаза Эйрислу. – Конь-то, как я понимаю, очень умен.

В следующий миг он отпустил узду, и лейтенант рявкнул приказ:

– Кейдо!

Тион в движение оказался рядом с раскрывшим рот демоном, схватил его зубами за плечо, дернул головой, мотая из стороны в сторону, как пес мотает тряпичную безвольную куклу.

Мильвио пригнулся, когда жгут из тени ударил ему в голову, через второй южанин перескочил, так, как ребенок перескакивает через прыгалки, и серебристая полоса металла перерубила тень. Заставила обрубок извиваться, расплескивая вокруг себя ртутные капли. Хватка на запястьях Эйрисла ослабла, он рванулся, ощущая, как сдирает кожу на руках.

Южанин дрался возле коня и, когда неожиданно сверкнула молния, закрылся от нее оказавшимся у него в руках стальным веером. От грохота у лейтенанта заложило уши, он ослеп. Но продолжал сопротивляться, дергаться и внезапно ощутил игральные кости словно часть своего тела. Будто бы они были пальцами и чувствовали все, что происходит в городе. В Балке сотнями умирали люди, и он видел, как шелковые нити рвутся и утекают на ту сторону.

Внезапно его отпустили, он рухнул на колени, а когда зрение вернулось к нему, бой все еще продолжался.

Вот только остались лишь Говерт и Мильвио. Шаутты-тени исчезли. То ли были убиты, то ли сбежали. Тион лежал на земле, его рыжие бока тяжело ходили, а темное пятно, растекающееся под его шеей, не оставляло никаких сомнений в том, что случилось.

Лейтенант подхватил кости, он считал очень важным держать их в руке, бросился к своему другу в тот момент, когда алый шелк нити уже змейкой стремился прочь.

Кости дали ее увидеть так отчетливо, что Эйрисл протянул руку и схватил. Шелк распорол кожу, мясо. Было очень больно, но он лишь стиснул зубы, чтобы не закричать, и продолжил удерживать это нечто.

Знал, что если отпустит, то все было зря…

Старуха, прямая как палка, шла быстро и легко, словно молодая девчонка. И Дэйт никак не мог совместить два этих непохожих образа в один.

Она не обращала на него внимания, предлагая самому следить за тем, что он делает. Лишь раз остановилась, выставив руку с моргенштерном в сторону, веля замереть. Выждала минуту, во время которой ничего не случилось, и вновь двинулась дальше.

Они оказались возле крепостной башни, маленькую бронированную калитку которой пыталась выбить восьмерка рассвирепевших мэлгов.

– Жди, – буркнула Катрин.

Он даже возразить не успел. И остановить тоже. Хотя, наверное, и не сумел бы этого сделать.

Она вклинилась между мэлгами, и тяжелый моргенштерн начал собирать жатву. Била скупыми отточенными движениями, вверх-вниз. Вниз-вверх. Круша черепа, проламывая грудины и дробя плечи да ключицы столь буднично и просто, словно сражалась с глиняными горшками. Лишь один успел ответить, ткнув в нее копьем. Старуха даже не отшагнула, так… чуть отвела бедро, пропуская тычок, а после попросту оторвала руку мэлга. Высвободила копье, швырнула его Дэйту.

Он поймал двумя руками, так ничего и не сказав, явно вызвав этим ее одобрение. А после произошло и вовсе не виданное. Моргенштерн обрушился на дверь и вместо того, чтобы лишь бесполезно звякнуть, выбил ее, открывая темный проход.

Они поднялись по лестнице, вышли на стену, преодолели по ней почти две сотни ярдов, спустились вниз.

Здесь Мильвио наседал на шаутта, тот, скалясь, отступал, в его серебристых глазах был страх и недоверие. Лейтенант, оказавшийся живым и невредимым, стоял в луже крови над своим конем, обняв его за шею, и что-то шептал. Там же, в крови, лежало два игральных кубика, сиявших странным, очень бледным светом.

Катрин негромко свистнула, Мильвио ловко отпрыгнул назад, и бабка исчезла. Превратилась в размытый силуэт, пронесшийся по темной улице, опрокинувший демона. Моргенштерн врезался ему в голову, не оставив от нее целых частей. Мелькнула черная тень.

– Ушел, – сказал тяжело дышащий треттинец.

– И Шестеро с ним, – прошелестела старуха. – Мы здесь не для того, чтобы охотиться на тварей той стороны. Что ты делаешь, парень, скажи на милость? Твой конь уже несколько минут как издох.

В ее голосе слышалось нескрываемое раздражение.

Примерно в этот же миг зверь приподнял голову над землей и посмотрел на нее мертвыми глазами.

Балк продолжал гореть, но колокола больше не били.

Эйрисл чувствовал голод, а еще словно кто-то воткнул раскаленный штырь в его левую руку, да так там и оставил. Голова кружилась, и ему тяжело было сосредоточиться. С одной стороны, он все видел своими глазами, но в то же время глазами Тиона. Грани костей впивались в ладони, ему едва хватало сил, чтобы удерживать шелковую нить. Не дать ветру подхватить ее, выбросить на ту сторону.

– Пора уходить, сиор, – сказал ему Мильвио. – Город потерян. Отряды мэлгов входят в него.

Эйрисл отрицательно мотнул головой:

– Нет. Я командир, и там мои люди.

– Если они и живы, то вы им ничем не поможете.

– Я не оставлю свою роту. – Он говорил с трудом, ощущая слабость и голод. – Возвращаюсь.

– Нет времени спорить с дураками, – жестко сказала Катрин и положила руку ему на плечо.

– Эй! – возмутился Дэйт. Старуха что-то сделала с лейтенантом. Тот больше не спорил, не сопротивлялся, лишь стоило ему посмотреть ей в глаза.

– Нет времени спорить с дураками, – повторила Катрин. – Будет слушаться меня, пока не уйдем подальше. Не собираюсь терять такой экземпляр. Ничего не умеющий тзамас, способный приручить кости и поднять лошадь. С первого раза. Большая удача.

– Это был его друг, – негромко проронил Мильвио. Он тоже не одобрял происходящее. – Сила дружбы и любви иногда творят чудеса.

– Темные чудеса, попрошу не забывать.

– Так нельзя, – хмуро произнес Дэйт. – Нельзя превращать людей в безвольных кукол.

Глаза Катрин стали колючими, и ему не понравилось выражение ее лица. Холод. Равнодушие. Плохо сдерживаемое раздражение. Даже злость.

– Идет война. На войне нет слова «нельзя». Так что заткнись, друг. Пока я еще помню, что ты именно друг. Я буду делать то, что считаю нужным, и лучше тебе не лезть с правилами рыцарей. Не будь рыцарей, мир бы не пришел к Катаклизму. Так что засунь свое неодобрение куда подальше, иначе я от тебя мокрого места не оставлю.