Ведьма и закон. Рождение легенды - Евгения Чепенко

– Мосвен, будучи матерью, контролирует свои порывы, Маруся, будучи Марусей, вообще ничего не контролирует. Она и не подозревает, что так можно.

Харикон дернула носом и поджала губы.

– Что? – не понял Зверобой.

– Ты всегда о ней говоришь так… – Птица взмахнула рукой. Ее переполняло возмущение, сдерживать которое она не желала.

– Как так?

– С любовью. Как будто вы, ну… – Она запнулась. – Вместе.

Зверобой усмехнулся, затем, не расцепляя рук, медленно склонился к лицу Харикон.

– Вообще-то я думал о том, как было бы здорово не держать себя в руках, а просто позволить себе делать с тобой все, что приходит в голову.

Девушка смутилась, по золотистой коже пробежали язычки пламени.

– Но видимо нам придется обсудить кое-что. Ты знаешь, что я черт? Это значит, что я с детства мог получать любых девчонок. Я им нравился безусловно, и они мне нравились: одни больше, другие меньше. У меня нет такой совести, какой себя обременяют иные создания. Женщины для меня прелестные, уродливые или шикарные вещи. И таких вещей у меня было много. Не стану спорить, Козлова мне нравилась, но это было до твоего появления. К тому же не ставь себя на одну ступень с другими. В моем сознании ты занимаешь особую позицию, я и не подозревал, что таковая у меня вообще существует. Ты живая.

Харикон неотрывно смотрела в глаза Зверобоя, пока он произносил свою откровенную речь.

– Вещи, – повторила феникс тихо. У нее будто землю из-под ног убрали, а она взлететь не успела. Крылья непроизвольно дернулись.

Черт нарочито небрежно дернул плечами.

– Это я. Такой, какой есть. Не сочиняй ничего лишнего.

– Н-нет, – заикнулась Харикон. – Дело не в этом. Обычно для созданий вещью была я. Никто никогда, кроме таких же птиц, не относился ко мне иначе. Нарушая мой сон или считая мифом, меня таскали с места на место как экспонат или игрушку, как будто мне не может быть больно, страшно. А когда не сплю – кидаются со своими желаниями…

Зверобой поднял руку и бережно провел пальцами по шелковым, теплым прядям волос.

– Я тебя люблю, – спокойно констатировал он. Признание стало настоящей неожиданностью для Птицы, и она не смогла скрыть растерянность. Мгновение назад Харикон верила, будто знает, каково это чувствовать себя абсолютно беззащитной, но вот она смотрит в ласковые глаза мужчины и ощущает себя самым беспомощным созданием в обоих мирах.

Словно прочитав ее настроение, Зверобой обнял девушку, прижал ее к себе и поцеловал в висок. Ничего эротичного, всего лишь проявление заботы – на глазах Харикон выступили непрошенные слезы. Она шмыгнула и попыталась избавиться от предательской влаги.

– Нам пора, – тихо проговорил черт. – Не будем заставлять гостей волноваться.

Птица судорожно кивнула и в спешке отстранилась. Зверобой улыбнулся. Крошка не умеет быть слабой. Догадка черту понравилась, но он благоразумно промолчал. Меньше всего ему хотелось причинить ей боль неосторожным словом или действием.

Харикон постаралась справиться с нахлынувшими эмоциями как можно быстрее. А что может помочь лучше в этом вопросе, чем хороший полет под облаками? Она подалась вперед, обняла Зверобоя и, резко расправив крылья, взлетела.

И почти в то самое мгновение, когда Жар-Птица поднялась в воздух, дверь с лестничного пролета на крышу распахнулась, и оттуда выбежал див. В отличие от своих бывших коллег Мурад имел привычку мыслить нестандартно и смотреть на реальность происходящего шире, чем того требовал устав. Присутствие пробужденного феникса и члена группы Ликурга поблизости от одного из мест происшествия его не удивило. Эйдолон по давно заведенной привычке распространял свою сферу влияния на довольно обширную территорию – к этому див привык. Поразила Мурада сама чувственная картина отношений влюбленной пары черта и Птицы. Два противоположных пламени сошлись в едином танце – происшествие из ряда вон. В предыдущих случаях, когда соединялись одна за другой сильные, но абсолютно противоположные сущности, див не придавал этим событиям особого значения, списывая на некую цепь случайностей, и напрасно! Теперь-то он осознал свою основную ошибку.

Повелительница пресных вод и ее враг, безжалостный хищник, – союз жизни и смерти Иномирья. Бог с тяжелым наследием и ведьма с безграничной силой Вселенной – тандем, во власти которого, как выяснил Люсьен, остановить высшего. Черт, способный видеть ложь и не способный лгать, кошка с чистой кровью Сешат и ее котята, вобравшие в себя не только материнское маниту, но и наследие Мафдет – семья, способная выследить и изловить любое создание в обоих мирах. Две темные лошадки: дочь Атума и тот, кто остановил смерть, на глазах десятков созданий подчинив себе силы природы. Каковы их возможности, Мурад пока не выяснил, но собирался сделать это в ближайшее время. Тем более, что повод появился.

Маруся сидела и с любопытством следила за Ликургом. Он, как и многие несведущие, очевидно искренне верил, что процесс снятия печати аптекаря непосредственно аптекарем длителен и сложен. Иначе объяснить проскользнувшее на его лице комическое выражение удивления, когда баба Беря взяла шкатулку и, сдавив ее в ладонях, рассыпала в прах, Руся не могла. Заметив, что его поймали с поличным, Лик слегка смутился, потом, будто взбодрившись, тряхнул головой и стремительно приблизился к Береславе.

– Можно уже взглянуть?

Руся ожидала от бабушки очередного острого комментария или шутки, но к ее удивлению та лишь молча передала оставшийся у нее в руках клочок бумаги богу. Лик развернул его и нахмурился.

– Что там? – не вытерпел Лои. Вот уже десять минут он молча опирался на барную стойку, за которой устроилась его волчица. Руся почти забыла о его присутствии. Всемила тоже молчала, но не заметить ее ведьме было трудно. Спутница лугару отчего-то не сводила глаз с Руси, и дружеским этот взгляд назвать не решился бы никто.

– Человеческие имена, фамилии, отчества, даты рождения, – задумчиво проговорил Эйдолон. – Рыжик, возьмешь?

Руся вздрогнула.

– Дда. Давай, – она встала с дивана и протянула руку. Лик передал ей клочок бумаги, явно вырванный из блокнота, произведенного в Иномирье. Такой можно было найти на блошиных рынках у перекупщиков в любой земле.

От Лика не ускользнуло, с каким презрением и злостью смотрит на его ведьму Всемила, и что это выбивает младшую Козлову из колеи, а старшую раздражает все больше и больше. Перегруженный мыслями он не сумел предугадать очевидное течение событий: зверь будет ревновать ко всякому, в ком чует опасность, а Руся как раз виделась волчице опасностью с самого своего знакомства с Лои. Лик вздохнул и остановил взгляд на комиссаре. Лугару тут же почуял пристальное внимание к своей персоне и повернулся к Эйдолону, вопросительно подняв брови.

Ликург кивком головы указал на раздраженную Всемилу. Лои поморщился. Он и без напоминаний был в курсе своих сложностей. Мила сердито фыркнула, зацепив обрывки мыслей суженого прежде, чем он успел скрыть их.