Ночные твари - Виктор Метос

– Я знаю журналиста, написавшего ее. Он точен.

– Да, не сомневаюсь. Прекрасно знает, о чем пишет. Все подробности есть. И кое-какие интересные догадки относительно мотивов убийцы.

– Он всегда так пишет.

– Не сомневаюсь… Когда ты говоришь о нем, в твоем голосе что-то есть. Спишь с ним?

– Ты не имеешь права задавать мне подобные вопросы.

– Но ты имеешь право приходить сюда, когда тебе захочется, и просить о помощи?

Какое-то время они молча смотрели друг на друга.

– Это была ошибка. – Ярдли встала.

– Хочешь узнать, почему твоего убийцу вдохновили картины Сарпонга, так?

Смерив его взглядом, Джессика снова села.

– Да.

– Как ты думаешь, какой смысл в этих картинах? Почему Сарпонг их написал?

– Я разговаривала с одним профессором психиатрии, которому доверяю, и тот проконсультировался у специалиста по искусству двадцатого века. Специалист сказал, что тут все дело в морали и нашем сознании. Эволюция дала нам способность отключать моральные принципы, когда нужно, и мы даже не сознаем это. Сарпонг по профессии был биологом, так что разумно предположить, что темы его работ отражают идеи эволюции.

– Как поэтично! – Кэл усмехнулся. – Полный бред, но очень поэтично.

– А, по-твоему, какой в них смысл?

– Эволюционная психология тут ни при чем. Все гораздо проще. Гораздо примитивнее. Что ты чувствуешь, глядя на жертвы на картинах Сарпонга?

– Я… Мне их жалко.

– Почему?

– Перед смертью они страдали.

– А что можно сказать о человеке, который заставил их страдать?

– Он садист.

– Нет никаких свидетельств того, что Сарпонг был садистом или склонным к сексуальным извращениям, – Кэл покачал головой. – Кто хочет заставить жертв страдать перед смертью, но при этом не является садистом?

Ярдли наморщила лоб, перебирая возможности.

– Не знаю. Человек, переполненный яростью?

– А почему ярость толкнет его на подобное?

– Потому что он психически неуравновешен и не отдает отчета в своих действиях. Он не сознает свою ярость.

– Нет, Сарпонг прекрасно понимал, что делает. Ему потребовалось больше шести лет, чтобы завершить эти картины. Что это за ярость, когда человек тратит шесть лет на то, чтобы выразить ее на холсте? Какая ярость держится так долго?

Ахнув, Ярдли вздрогнула.

– Месть…

Кэл молчал, не моргая глядя на нее.

У Ярдли бешено заколотилось сердце.

– Убийца мстит, и это как-то связано с Багряным озером.

Кэл подался вперед, словно стремясь вдохнуть ее запах. Его губы скривились в усмешке, взгляд сверлил ее насквозь.

Ярдли захотелось вскочить и выбежать из комнаты, не сказав больше ни слова, но она усилием воли заставила себя спросить:

– Кому мстил Сарпонг?

– Четыре жены, четыре развода, четыре картины. В жизни это был трусливый, безвольный человек, полностью подчинявшийся сильным женщинам, но в своих картинах он стал всесильным Господом Богом, повелевающим этими женщинами. На картинах он мог сделать с ними все, что угодно.

Ярдли всмотрелась в ледяные синие глаза, и внезапно они показались ей мертвыми.

– Спасибо за помощь, Эдди.

– Можешь не благодарить, – Кэл улыбнулся. – Видеть тебя – уже достаточное вознаграждение.

– Положу деньги на твой счет, – не обращая внимания на его слова, сказала Ярдли.

– Буду очень признателен. Не поверишь, какие здесь дорогие пончики.

Встав, Ярдли уже собралась уходить, но остановилась и снова посмотрела на Кэла.

– Если в этих картинах речь идет о мести, почему ты был так одержим ими? Кому ты мстил?

Усмехнувшись, он сказал:

– Увидимся в моих снах, Джесс.

Астер и Риччи сидели на диване в кабинете Уэстона, Ярдли устроилась в красном кожаном кресле. Уэстон задерживался.

Джессике было не по себе. Казалось, запах блока смертников – старого бетона, пота и пыли – прочно прилип к ней, и отделаться от него было невозможно.

– Ты думала насчет непредумышленного убийства? – спросил Астер.

– Возможно, у меня будет кое-что получше.

– То есть? Что случилось?

– Этой ночью на Багряном озере произошло еще одно убийство. Как только кое-что уточню, закрою дело против Закари, если только не появятся новые доказательства его причастности.

Дверь открылась, и в кабинет поспешно вошел Уэстон.

– Прошу прощения, прошу прощения, это все чертово расстройство кишечника. Донимает меня по утрам. – Судья подошел к вешалке с мантией. Надев ее, он сел за стол, достал из ящика антацид, а из маленького холодильника под столом – бутылку воды. – Итак, мисс Ярдли, я получил ваше ходатайство, и, если честно, у меня нет ни малейшего желания его удовлетворять.

– Это необходимо, ваша честь. И я прошу всего три дня. В пятницу продолжим заседание с того самого места, на котором остановились, или же я закрою дело, в зависимости от того, что мне удастся узнать в ближайшие несколько дней.

– Несправедливо по отношению к присяжным изолировать их на три дня потому, что вы недостаточно хорошо подготовились к процессу.

– Я не прошу изолировать присяжных. Не хочу создавать дополнительные проблемы кому бы то ни было, но я должна сделать то, что наметила.

Уэстон посмотрел на Астера.

– И в этом вы с ней заодно?

– Плыву по течению, – тот пожал плечами.

Судья вздохнул.

– Чудесно. Три дня. Заседание начнется в пятницу, в восемь утра, или к этому времени у меня на столе должно лежать ходатайство о прекращении дела. И ни часом больше, мисс Ярдли.

– Все поняла. Спасибо.

– Предлагаю пообедать вместе и поговорить, – сказал Астер.

– Не могу, меня ждет долгая дорога.

– Куда?

* * *

Дорога до Фрут-Хейтс оказалась не такой долгой, как запомнилось Ярдли, однако температура не опускалась ниже ста десяти по Фаренгейту. Когда Джессика наконец добралась до цели, промокшая от пота насквозь блузка липла к телу. Она зашла в туалет в столовой, чтобы привести себя в порядок, после чего заказала воды со льдом и села все обдумать. Болдуин должен был встретиться с ней здесь вечером, после того как даст показания по другому делу. Он пытался связаться с Джудом Чансом, но нигде не смог его найти. Ярдли сказала Чансу о том, что у них появился новый свидетель, и через несколько часов этот свидетель был убит. Эта мысль непрерывно крутилась у Ярдли в голове, возвращаясь снова и снова. Предположение о том, что журналист сделал это сам, казалось нелепым, но что, если он сообщил кому-то, что они вышли на след? Знает ли Чанс личность Палача? Это предположение тяжелым грузом лежало у нее на душе – Джуд Чанс ей нравился, и она не хотела верить в его вину.