Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга V - Алексей Ракитин

забавному казусу и никому о нём не рассказал. Полиция узнала о допущенной Курвуазье ошибке лишь после допроса кучера.

Понятно, что если бы лорд Рассел был разгневан на слугу, то камердинер встречал бы восход на улице.

В общем, адвокат провёл прекрасную подготовительную работу и встретил судебный процесс, что называется, во всеоружии. Даже появление в суде важнейшего свидетеля обвинения, точнее, свидетельницы, некоей Шарлотты Пиоле, которой Курвуазье незадолго до убийства лорда тайно продал большое количество столового серебра из дома лорда Рассела, не застало адвоката врасплох. Хотя сделка эта выглядела очень подозрительно и обвинение объяснило её скупкой краденого, Чарльз Филлипс весьма разумно парировал данный довод, заявив, что Курвуазье мог выполнять распоряжение лорда, желавшего сохранить продажу столового серебра в тайне от посторонних лиц. А то, что камердинер не сообщил о продаже серебра полиции, адвокат весьма логично объяснил тем, что обвиняемый являлся иностранцем, плохо ориентировавшимся в английских реалиях и потому, возможно, не понимавшим важность для следствия тех или иных деталей.

Когда в первый день процесса 4 июня Сара Мансер дала показания под присягой, адвокат Филлипс подверг её крайне нелицеприятному перекрёстному допросу, в ходе которого был сделан акцент на большом числе разного рода странностей поведения горничной и неубедительности некоторых утверждений, сделанных ею. Адвокат оказался до такой степени убедителен, что присутствовавшие в зале пришли к убеждению в том, что убийство лорда Рассела было устроено горничной и кем-то из её любовников.

Действия адвоката, придававшие суду поистине сенсационную интригу, вызвали всеобщий ажиотаж. В те июньские дни суд над Курвуазье затмил все политические новости и стал самым обсуждаемым в Великобритании событием.

Однако в тот же самый день 4 июня за кулисами суда произошло событие, придавшее судtебному процессу воистину неслыханный поворот и сделавшееся на многие десятилетия объектом ожесточённых споров как среди юристов, так и вообще людей, всерьёз задумывающихся над проблемами морали, этики и совести.

Курвуазье, пораженный тем, как мощно и успешно адвокат Филлипс защищает его интересы и доказывает невиновность, сделал неслыханное признание. В конце первого дня суда молодой человек в приватной беседе с адвокатом подтвердил факт убийства лорда Рассела, объяснив случившееся тем, что тот разоблачил совершённое камердинером ранее хищение столового серебра. До того момента адвокат, по-видимому, действительно считал своего подзащитного невиновным, и услышанное признание поразило Филлипса до глубины души. Пребывая в крайнем расстройстве и явно не подумав хорошенько о возможных последствиях своих действий, адвокат тут же направился к судье Джеймсу Пэрку (Parke), участвовавшему в процессе в качестве одного из 2-х судей [в Великобритании практикуется назначение на ответственные процессы 2-х судей из разных судебных округов]. Рассказав судье о только что услышанном признании клиента, адвокат поинтересовался, как ему надлежит вести защиту далее?

Самые проницательные читатели без труда предугадают реакцию судьи. Пэрк был разгневан как откровениями адвоката, нарушившего доверенную подзащитным тайну, так и тем обстоятельством, что присяжный поверенный попытался втянуть в возникшую коллизию судью, ответственного за ведение процесса. Возник явный конфликт интересов, одним из возможных выходов из которого мог бы стать самоотвод судьи Пэрка, но… судья не захотел идти по этому пути, понимая, что в таком случае невозможно будет не разгласить признание Курвуазье.

Судья не только не дал адвокату желаемый совет, но лишь ещё более дезориентировал того, закричав, затопав ногами и прогнав вон. Явно обескураженный всем произошедшим и, по-видимому, испытывавший сильные душевные терзания Чарльз Филлипс резко снизил свою активность в суде, буквально превратившись в бледную тень самого себя. На 3-й день процесса он произнёс совершенно невнятную заключительную речь, в которой просил присяжных не думать, будто бы он обвинял в чём-либо горничную или кого-либо ещё… Зрители, присутствовавшие в зале и слышавшие Филлипса в первый день суда, не могли понять, что происходит.

Главный судья Николас Тиндал в своём наставлении присяжным также выразился довольно странно, заявив, что члены жюри не должны принимать во внимание доводы и сомнения защиты, высказанные в отношении поведения горничной. Впоследствии много говорилось о том, что подобная фраза в устах судьи была совершенно недопустима, поскольку мнение судьи в данном случае фактически навязывалось членам жюри. Они сами должны были решить, насколько убедительны были доводы в отношении поведения Мансер.

Присяжные признали обвиняемого виновным по всем пунктам обвинения и не заслуживающим снисхождения, что предопределило приговор Курвуазье к повешению. После всего, изложенного выше, такой приговор следует признать вполне ожидаемым.

На следующий день смертник сделал признание, рассказав об убийстве лорда. Он сообщил, что причиной преступления явилось то печальное обстоятельство, что сэр Рассел раскрыл хищение столового серебра, совершённое камердинером. Опасаясь заявления в полицию, Курвуазье надумал решить все свои проблемы разом, то есть убить разоблачителя и ограбить его, тем самым обеспечив своё материальное благополучие на многие годы вперёд. Понимая, что крови будет очень много, злоумышленник заблаговременно разделся донага, а после совершения убийства полностью вымылся. Окровавленные перчатки и впрямь были подброшены полицией, поскольку Курвуазье перчатками не пользовался. Своей главной ошибкой преступник признал сокрытие похищенного в доме, он попросту не ожидал, что полиция проведёт полный обыск от конька крыши до последнего кирпичика в подвале.

Преступник был казнён 6 июля 1840 г. — ровно через 2 месяца после совершения убийства. Понаблюдать за его казнью пришло около 40 тыс. человек, среди которых были писатели Чарльз Диккенс и Уилльям Теккерей.

Хотя само по себе преступление Франсуа Курвуазье следует признать довольно тривиальным и даже топорным, оно оставило заметный след в истории англо-американского правоприменения. Случилось это по причине довольно неловких действий адвоката Чарльза Филлипса, выдавшего одному из судей тайну своего подзащитного. Когда об этом стало известно, профессиональная среда откликнулась на инцидент весьма бурной и продолжительной полемикой, во время которой поступок Филлипса получал диаметрально противоположные оценки.

Кто-то из юристов утверждал, что адвокат должен защищать своего клиента всеми допустимыми приёмами и способами без оглядки на его виновность или невиновность. Принцип «разделения защит» («встречного обвинения»), при котором адвокат, защищая своего клиента, обвиняет другое лицо, является допустимым и рассматривается как один из самых эффективных. Если этот приём позволяет адвокату решить задачу по защите интересов клиента, то его надлежит использовать без оглядки на осведомлённость адвоката об истинной вине подзащитного.

Другая часть юристов считала подобную логику порочной, ведь ложное обвинение невиновного само по себе является преступлением. Кроме того, помимо чисто уголовного аспекта подобное деяние имеет и серьёзный морально-нравственный дефект, превращая адвоката в