Шаг за грань - Олег Верещагин

Даже тогда мы будем себя вести так, словно отдыхаем на природе.

Подавитесь. Подавитесь…

…Как тошно, как противно, как хочется домой, как все безнадежно…

…Подавитесь, гады.

И снова звонко солирует одиннадцатилетний запевала-англосакс, Дигги:

А вот скажем, сторк один однажды

Взял, завел себе собачку —

Ни фига и не собачку, просто слэйвера большого!

Через месяц тот ему наскучил,

И сторк послал любимца в жопу!

Но слэйвер – персонаж реальный,

Он понимает все буквально!

Строй покатывается…

…Лешка, как и обещал, вышел на работу – ночи хватило, чтобы организм как следует над собой поработал. Но о своем решении, если честно, пожалел сто раз в первые же два часа ползанья по грязи. Работа была простой – заламывай листья на невысоком – по колено – иссиня-зеленом кустарничке, чтобы сок уходил не в листья, а в корневище. Но тело забунтовало даже не от монотонности – окапывать картошку на участке занятие тоже не разнообразное, – а главное от осознания, на кого он работает. Хотелось распрямиться, плюнуть и заорать, чтобы…

– Ну-ка, – по соседней борозде его нагнал Борька. – А что это у тебя лицо такое, как будто тебя злоехидное пресмыкающееся в пятку ужалило?

Борька был постарше Лешки, как и Олег, уверенный, очень спокойный. Даже не поверишь, что не дворянин. Правда, отец говорил, что наступит время, когда дворянами – в смысле умений и возможностей – станут просто все. И эти умения и навыки будут намного разнообразней и ярче, чем у современных дворян. Лешке тогда было девять или десять лет, ему стало жутко любопытно – а что будет потом?! Отец покачал головой и честно сказал, что просто не знает. Но, наверное, что-то интересное.

В будущем могло быть только интересное. Четырнадцать лет Лешка рос с этой твердой уверенностью. Чтобы оказаться на этой плантации – ра… рабом, рабом, рабом!

– Ясно, – Борька шел по соседней борозде, не обгоняя. – Смотри-ка… вот так надо. Мы! – пальцы Борьки заломили лист – почти яростно. – Их! – хрустнул другой лист. – Разобьем! – хрустнул третий. – А ну – попробуй. Попробуй.

Лешка недоверчиво усмехнулся. И заломил лист:

– Мы…

– Не так! Мы! Ну?!.

…Мы. Их. Разобьем.

Мы. Их. Разобьем.

– Мы! Их! Разобьем! – цедил Лешка. И сердито посмотрел на Олега, который, подойдя, хлопнул его по спине – с улыбкой:

– Разгибайся! Обед, часок можно отдохнуть.

Лешка разогнулся с трудом, стиснув зубы. Постоял, покачиваясь, прогоняя из мышц и связок нудную боль. Олег смотрел серьезно, кто-то из мальчишек – они брели к краю поля, где виднелся подъехавший фургончик – остановился и окликнул:

– Помочь?!

– Доведу, – Олег и правда повел Лешку, приобняв за пояс. – Сейчас отлежишься, поешь, потом массаж тебе сделают.

– И ванну, – попросил Лешка.

Олег хмыкнул:

– Ага, значит, отходишь, – и подмигнул. – А такую песню знаешь? – и он без малейшего смущения на все поле пропел:

Не спи, горнист, не спи!

Не все еще окончились бои…

Нас ждут сраженья будущих веков,

Два полюса и шесть материков!

И ему тут же откликнулись голоса – только что стоявшие в очереди к фургончику ребята поворачивались и подхватывали, как самое обычное дело:

Не спи, горнист, не спи, горнист, не спи!

И веру в наше братство укрепи.

Предательство для нас страшней всего —

Один за всех и все за одного!

– Знаю, конечно, – Лешка заставил себя совсем выпрямиться и продолжил:

Зови, горнист, на подвиги зови

Во имя нашей дружбы и любви.

Для юных время звездное пришло —

Один за всех и все за одного!

Труби, горнист, труби!

Надежда загорается вдали…

Клокочет в медном горле у трубы

Бессмертная мелодия борьбы![25]

– Эхой! – донеслось с английской половины поля.

И отозвались голоса:

Небо молнией расколото

Гневом северных богов.

Кровь восстала против золота,

И мятеж ее суров.

Звонче, колокол восстания!

Выше, всполохи знамен!

Мы промозглого отчаянья

Вновь штурмуем бастион.

Сокрушит громовым молотом

Крепость вражью Тунор-Тор.

Кровь восстала против золота,

Кровь выносит приговор![26]

– Эй! – заорали с русской половины поля в ответ, махая руками. Охранники на дамбах, до этого державшие оружие у ноги или прохаживавшиеся туда-сюда, взяли его на изготовку.

Олег сплюнул. И помог Лешке, последним рывком выбравшись на сухое место, сесть.

– Сиди, обед я сейчас принесу… – и, сделав пару шагов, обернулся: – Мы их разобьем, Леш. Разобьем.

* * *

Возвращения с работы старших младшие всегда ждали, сидя возле своего блока. Все игры, все разговоры прекращались – сидели и смотрели на ворота. А потом просто бросались – бросались навстречу входящим, вопя каждый свое, и на какое-то время плац просто превращался в бурлящее, смеющееся, галдящее месиво.

Лешку не встретили. И он испуганно озирался, готовый закричать в голос, заметаться, забегать, потому что все уже разошлись, а сестренок не было… и в груди рос мгновенно образовавшийся ледяной камень ужаса… но тут подошедшая девушка – ослепительно-холодная красавица, Лешка прямо обомлел – улыбнулась:

– Ты новенький? Твои сестрички в блоке, нельзя сразу столько на здешнем солнце. Я сейчас их пришлю. Или сперва сходишь помоешься?

– Я… нет, пусть сюда бегут, – Лешка невольно проводил девушку взглядом – она шла, как юная принцесса в плену у дикарей – уверенная в том, что ее честь и достоинство всегда будут с нею, как бы ни жалила судьба.

Но уже через полминуты Лешка о ней постыдно забыл, потому что…

– ЛешаааААА!!! – С этим воплем выскочившая первой Юлька рванула через двор к брату.

Лешка присел, улыбаясь, расставил руки, а взглядом искал вторую сестренку.

То, что произошло потом, не разобрал толком никто. Охранники смотрели внутрь двора, и, конечно, все пленные, кто был снаружи, тоже смотрели на то, как несется к брату девчонка.

Сверху на раскаленный квадрат двора пала визжащая молния. Вихрем рвануло от машущих здоровенных кожистых крыльев…

…Лауно – летающие ящерицы – падальщики. Как и все падальщики, они трусливы. Но лауно размером с земного кондора, у него – когти и полная зубов пасть. Они отлично видят и, бывает, нападают на небольших живых существ.