Украденная дочь - Клара Санчес

Я попросила бабушку, чтобы она приехала мне помочь, и она начала хлюпать носом, как будто плачет. Я уже давно заметила, что во всхлипываниях Мариты всегда больше соплей, чем слез.

— Ты даже не представляешь себе, как мне хочется вам помочь, но я не могу поступать наперекор воле дочери, — сказала она. — Ей не понравилось бы, если бы я приехала. Знаешь, я не могу спать ночью от мысли, что вы там одни, а я вынуждена сидеть здесь сложа руки. — Она громко всхлипнула. — Это кара за то, что меня не было рядом с дочерью, когда она во мне так нуждалась!

Из-за всхлипываний я почти ничего не могла разобрать. В телефонной трубке я слышала, как дедушка просит ее успокоиться.

— Не переживай, мы как-нибудь справимся, — сказала я, тоже пытаясь ее успокоить, и положила трубку. Если Марита была пустым местом для мамы, то почему она должна что-то значить для меня?

Я забыла о Лауре: она уже не была мне интересна. Она полностью перестала существовать и для меня, и для Анхеля, и для моего отца, который никогда даже не пытался найти ей какое-то место в своей жизни. Лауре жилось неплохо, ее жизнь была устоявшейся. Даже если она и узнает, кто она на самом деле, ее жизнь все равно не изменится.

Вставив ключ в замочную скважину, я услышала собачий лай и подумала, что это, наверное, пришла Анна со своим Гусом. От этой мысли у меня появилось неприятное ощущение в груди. Мне было очень трудно спокойно смотреть ей в глаза, и она, как мне казалось, не могла не чувствовать неприязни, которую я к ней испытывала. Все в ней — от прически и до туфлей — вызывало у меня жуткую враждебность. Раньше я даже представить себе не могла, что способна на подобное отношение. Я выкинула все, что она дарила мне на протяжении прошедших лет. Когда-то ее подарки меня очаровывали. Когда-то. В те времена, когда я была девочкой, даже не подозревавшей, сколько подлости и коварства кроется в окружающем мире. Анна была знакома с семьей, в которой жила Лаура, и она обманывала мою маму. Это было очень гнусно. Я, к счастью, никогда не испытывала к Анне такой большой симпатии, какую испытывала к ней мама, а потому легко свыклась с мыслью о том, что она вполне способна на всякие пакости.

Вспоминая о тех случаях, когда видела маму и Анну вдвоем, я должна была признать, что мама сама изливала душу Анне, она нуждалась в том, чтобы Анна ее выслушивала, нуждалась в общении с ней, что ей нужна была такая подруга, как Анна, — возможно, потому, что только с ней она могла поговорить откровенно о своей пропавшей дочери, только ей эта история не казалась каким-то бредом.

Я глубоко вздохнула и морально приготовилась гладить Гуса, чтобы поменьше общаться с Анной. Я не чувствовала в себе ни решимости, ни хотя бы желания открыто заявить, что не переношу ее. Мне не хотелось делать этого главным образом потому, что приходилось признать: Анна выводит моего отца из меланхолии. К моему удивлению, войдя в дом, я увидела, что лает никакой не Гус, а крупная собака с длинной шерстью и длинными лапами, которая — хотя я и не очень-то разбиралась в собаках — представляла собой, по-видимому, смесь самых различных собачьих пород. У Анны что, новая собака? Однако эта собака явно не соответствовала ее стилю и, кроме того, была довольно грязной. У Анны любая собака стала бы очень чистой, ухоженной и хорошо пахнущей, потому что у нее дома — хотя я там никогда и не была — наверняка нет ни пылинки ни соринки. Кроме того, если бы Анна была здесь, я это сразу бы заметила.

— Анхель! — крикнула я.

— Что? — послышался приглушенный голос из-за двери ванной.

Собака смотрела на меня, навострив уши. Она, наверное, попала к нам из не очень агрессивной среды.

— Это черное волосатое существо — твое?

Я закрыла дверь кухни, чтобы это животное не зашло туда и не начало лизать тарелки, сковородки и ножки столов, и пошла по коридору. Отец, по-видимому, еще не пришел, потому что телевизор не был включен, однако, проходя мимо комнаты Анхеля, в которой после смерти мамы спал отец, я почувствовала запах алкоголя.

— Папа, — заглянула я в комнату, — у тебя все в порядке?

— Я выпил с друзьями и теперь чувствую себя не очень хорошо.

Я спросила, не сделать ли ему настой ромашки и омлет по-французски, но он только молча укрылся с головой простыней.

— Не трогай его, — послышался позади меня голос Анхеля.

Он увидел на моем лице испуг. Он увидел в моих глазах образ отца Хуаниты. Сам же он, судя по выражению лица, ничуть не был встревожен. Собака подбежала к нему.

— Не переживай, он сказал мне, что больше так делать не будет.

— И ты ему веришь? — спросила я, чувствуя, что вот-вот начну рвать на себе волосы.

— Да. Уж лучше ему верить, чем не верить. Взрослые люди очень трусливы, и нужно просто дождаться момента, когда им самим станет страшно, — сказал Анхель, поглаживая собаку.

Я бы такого не сказала, но, услышав эти слова из уст брата, успокоилась.

— А это что за псина? Надеюсь, ты не собираешься оставить ее здесь на ночь.

— Это собака моего друга. Я пообещал, что буду заботиться о ней две недели.

— Две недели?! Ты с ума сошел! Этой собаке делали прививки? Почему на ней нет ошейника?

Чтобы хоть как-то компенсировать мне моральный ущерб, Анхель приготовил спагетти — такие вкусные, что пальчики оближешь.

Пса звали Лондон, но мне больше пришлось по вкусу звать его Дон, потому что так было короче. Когда я открывала дверь и слышала, как он лает, наш дом казался мне уже совсем другим. Отец, едва придя домой, надевал на него ошейник с поводком и шел гулять с ним по парку. Иногда он приходил раньше, потому что, по его словам, не верил, что мы с Анхелем выведем пса удовлетворить его естественные потребности и подышать свежим воздухом. В действительности же с этим псом гуляли и мы оба — и я, и Анхель. Во всем нашем районе, пожалуй, не было пса, с которым гуляли бы больше, чем с ним. Через три дня у него уже были резиновая кость и красивенькие миски для еды и питья. Затем для него были куплены подстилка, шампунь и щетка для расчесывания шерсти.

А еще он познакомился с Лаурой. Он обнюхал ее, завилял хвостом и пошел вместе с нами в направлении хореографического училища. Мы пошли не по окраине парка, как ходили раньше, а прямо через его центральную часть, потому что теперь с нами был Дон и он мог нас защитить. Темнота нас уже не пугала, и казалось, что луна нам улыбается.

Через неделю у меня вошло в привычку ходить на встречу с Лаурой вместе с Доном. Я обычно становилась вместе с Доном рядом с магазином «Зара» напротив обувного магазина, а когда Лаура проходила мимо нас, мы догоняли ее, и я первой заговаривала с ней. Лаура позволяла Дону лизать ей руки и даже лицо. Она была доброй девушкой, и ей хотелось, чтобы окружающий ее мир не был ни сложным, ни странным. В этом она была похожа на моего отца. Я не надеялась, что она станет делать какие-то решительные шаги по направлению к моему отцу, а потому мне нужно было подталкивать их друг к другу, и этому дню предстояло стать днем, когда ситуация еще немного упростится.