Тольтекское искусство жизни и смерти - Барбара Эмрис

– Боже милостивый! – простонала La Diosa. – Тебе что, снова двенадцать лет? Ты что, променяла крылья на детскую юбчонку, старая ворона?

Сарита поежилась. Она не удивилась, снова услышав этот голос, но ей стало досадно, что нарушили этот чудный покой. Она вздохнула, смиряясь, и посмотрела на свою гостью. Она начинала принимать Лалу такой, какая та есть. Сарита вспомнила последний разговор с Мигелем (был ли это действительно он и его ли это были слова?) и поняла, что должна сейчас изменить свое видение. Она должна больше осознавать то, что есть, и перестать быть такой чувствительной к декорациям. Влияние этой женщины было таким же сильным, как воспоминание о ее сыне. Она чувствовала, как через нее действует его воля. Здесь он был во всем. Он жил в жарких лучах солнца и в силе этих холмов. Он наблюдал и ждал, когда все изменится в последний раз. Ее миссия должна увенчаться успехом.

– Это личные воспоминания, дорогая, – вежливо ответила Сарита. – К тебе это не имеет никакого отношения – как и к нашему делу.

– Странно, – сказала рыжеволосая. – Ты исчезаешь, безрассудно влетаешь в какой-то бред…

– Не было никакого бреда.

– А потом возвращаешься с обожженными крыльями и полным клювом детского вранья.

– Какого вранья?

– Разве ты только что не сказала мне: «К тебе это не имеет отношения», или это просто каркала старая ворона?

– Это не имеет отноше…

– Да? Почему же тогда здесь шаман?

Рыжеволосая показала на каких-то пеших туристов, пробиравшихся по оленьей тропе прямо под скалами. Сарита целую минуту вглядывалась в группку людей, прежде чем узнала своего сына – молодого человека в своей лучшей физической форме, ведущего двоих маленьких мальчиков через эти первобытные места. Их резко скрыла из виду тополиная роща, но вскоре все трое снова появились из-за нее. Впереди шел Мигелито.

– Мадре-Гранде, – удивленно произнесла Сарита.

– Кто? – спросила ее спутница.

– Мадре-Гранде, – повторила Сарита. – Это в Калифорнии. Кажется, рядом с монастырем. Он взял туда с собой Мигелито и Хосе, когда они были маленькими, – из семьи в поход отправились только мужчины. Для них это было шаманское путешествие – это чудесное воспоминание!

Значит, память все-таки продолжает слать им знаки. Не все еще потеряно. Она поднесла палец к губам, призывая Лалу к молчанию, и прислушалась. От склона холма до нее донеслось пение старшего мальчика, Мигелито. Эхо его голоса гналось за самим собой, обегая все скалы и укрытые облаками возвышенности, и возвращалось к мальчику, наполняя его восторгом. Наверное, ему тогда было лет одиннадцать, точно она не помнила. В перерывах между пением он оживленно болтал с отцом, а Хосе следовал за ними в каком-то задумчивом молчании.

– Пап, вон какая у меня сверхспособность! Я горы могу заставить говорить! – И Мигелито затянул песню, а потом подождал, когда она облетит все холмы. – Это же сила, правда? Это магия? – спросил он у отца. – Я ведь тоже волшебник.

– Да, ты волшебник, – согласился Мигель.

Он шел медленно, заложив руки за спину, стараясь прочувствовать дух этого места. Он всегда так ходил, и Хосе шел за ним точно так же.

– Сила – это скрытая энергия, – сказал отец. – То, что люди называют магией, – это сила в действии.

– В действии! – крикнул его сын.

И горы тоже крикнули:

– В действии!

Это, очевидно, послужило доказательством сказанного и безмерно обрадовало мальчика. С улыбкой повернувшись к брату и отцу, он увидел, как мимо них проносится краснохвостый сарыч, а брат, сойдя с тропы, бросается за ним в погоню.

– Па! – позвал Мигелито. – Хосе удрал, он в кустах!

Отец остановился на развилке тропы, воображение рисовало ему, куда могло привести каждое из ответвлений.

– Вот эта тропинка ведет вверх, на скалы, – заключил он. – Куда направился твой брат?

– Ага, скажет он, дождешься от него! – фыркнув, сказал старший мальчик. – Когда он что-нибудь кому-нибудь говорил?

– Тогда пошли дальше. Он нас догонит. – Он свернул на новую тропу, и сын, потеснив его, помчался вперед. – Хорошо, что ты заговорил о силе, – начал Мигель, но Мигелито уже снова кричал ему:

– Пап! Глянь! Хосе нашел ее! Пещеру!

Хосе взобрался по склону холма к стене из валунов и вошел в пелену стелившегося по земле тумана. Они едва различили маленький силуэт мальчика, скользнувший в ровную расщелину и исчезнувший в пещере. Мигель со старшим сыном побежали за ним вверх по извилистой тропинке.

– Здесь! – закричал Мигелито, добежавший до места раньше отца. – Он тут!

Тут показался Хосе, красный и возбужденный, глаза его расширились от восхищения.

– Это halcón[62] сюда меня привел, – задыхаясь, объяснял он. – Я за ним побежал.

– Спасибо, m’ijo, – сказал Мигель. Улыбаясь, он разглядывал широкую плоскую поверхность валуна, у которого они стояли. – Ну что, проведем церемонию здесь? Тут нас может найти солнце.

Мальчики воодушевленно закивали. Они повернулись, чтобы полюбоваться узкой долиной, лежавшей внизу, и все трое замолчали в созерцании и ожидании. Мимо снова со свистом пронесся сарыч. И тут великолепной вспышкой света солнце прорвалось сквозь туман и осветило их. Ребята стояли остолбенев. Отец заговорил.

– Жизнь, этот величайший художник, действует, – сказал он, – и рождается магия. Знать, что ты и есть жизнь, – это знать, что ты маг, художник, тольтек.

Шаман поднял руки и соединил ладони над головой. Он смотрел на огромный камень, и сыновья, повернувшись, увидели на плоской поверхности валуна тень Мигеля. Они в изумлении смотрели, а он начал двигаться всем телом, подобно змее, и тень зашевелилась с ним вместе. Казалось, на скале выросла огромная гремучая змея, она извивалась, дразнила их. Мальчишки беспокойно сглотнули и стали медленно повторять движения, устремив взгляды на чудовищное существо. Вместе с ними к танцу присоединились еще две змеи, а с окружающих холмов донесся треск погремушек, музыка несметного числа бутылочных тыкв. Необыкновенный ритуал продолжался: Мигель поддерживал состояние транса, и тень вдруг по-настоящему ожила. Змея прыгнула, мальчики вздрогнули и в страхе отпрянули. Бросая друг на друга испуганные взгляды, они нашли в себе мужество, свели руки над головой, как Мигель, и снова стали ритмично двигаться вместе с отцом, держась как можно ближе к нему. Чары усиливались, намеренно погружая мир в глубокий транс. Долина шипела и гремела, шум становился все громче.

– Слышите? – спросил Мигель. – Гора приветствует нас.

Сыновья мрачно кивнули, не сводя глаз со своих теней. Змеи сворачивались в клубок, изгибались, поглощенные движением жизни. Загипнотизированный собственной тенью, маленький Хосе, закрыв глаза и слыша зов магии, тоже начал танцевать под неслышные ритмы. Он тихо шипел сам себе, поддразнивая свои страхи. Небо прояснело, и его яркий белый счастливый свет растворил мальчика в себе.