Алая тигрица - Амели Вэнь Чжао

В этот момент он мог только молиться Трем Богам, чтобы она вспомнила о своем обещании позвонить в колокола.

– Пора, – объявил Керлан и щелкнул пальцами Ните. – Приведите короля.

Наступила короткая тишина, когда Нита наклонилась к нему с шепотом, и Рамсон поднял глаза, чтобы увидеть, как на лице Керлана появляется недовольство. Когда Сорша подтолкнула Рамсона к передним рядам придворных, он уловил обрывки их разговора.

– Что ты имеешь в виду, – прошипел Керлан, – ты не знаешь, где он?

Маленькая искорка надежды вспыхнула в груди Рамсона. Она длилось всего лишь короткую секунду, прежде чем он почувствовал, как ботинок Сорши ударил его в спину.

У Рамсона перехватило дыхание, когда он ударился о подножие помоста. Боль пронзила его раненое правое запястье.

На него упала тень.

– Мои дорогие гости! – Керлан развел руки в благожелательном жесте, его кольца блеснули, когда он спустился с помоста. – Похоже, с моей стороны произошло промедление. Я приношу извинения за путаницу. – Он бросил взгляд на Рамсона, и он сулил возмездие. – Итак, сначала небольшая демонстрация того, что происходит с предателями этого нового режима.

От первого удара его голова с треском ударилась о пол. На мгновение мир погрузился во тьму. Когда он вынырнул на поверхность, то обнаружил, что смотрит в холодные, безжалостные глаза Аларика Керлана.

Его старый хозяин что-то говорил, но это уже не имело значения. Мысли Рамсона рассеялись, когда он закашлялся кровью. По какой-то причине его глаза не могли сфокусироваться на лице Керлана. Вместо этого все, что видел Рамсон, были странно яркие металлические ободки колоколов Годхаллема, нависающие над головой и размытые в глазах.

Внезапно они начали двигаться.

И зал Годхаллема наполнился тихими, мрачными звуками его боевых колоколов, эхом отдававшимися далеко и глубоко в ночи.

Ана схватилась за рычаг и выпрямилась. Над головой зазвучали колокола, их звон заполнил весь Годхаллем и отразился от стен из морского камня. Она распростерла свою силу родства, жар только что пролитой крови в этих залах вызывал тошноту в глубине ее живота.

Ей потребовалась каждая унция самообладания, чтобы сдержать свою силу, когда Сорша порезала Рамсона кинжалом, когда Керлан так сильно ударил его головой о камень, что она услышала треск через весь зал.

Он заставил ее пообещать, что колокола зазвонят, и Ана намеревалась сдержать свое обещание.

Но сейчас, глядя на него, лежащего на полу, с рукой в луже крови, растекшейся под ним, ярость сомкнулась вокруг нее.

– Отпусти его, – прорычала она, потянувшись к Керлану своей силой родства.

Перед ней встала женщина. Ана узнала в ней его заместительницу. Она подняла руки, волосы вспыхнули темным синим блеском, и Ана потянулась за ее кровью…

Их близость поразила друг друга в одно и то же время. Волна изнеможения обрушилась на Ану, ее мышцы слабели и поддавались. Ее сердце замедлилось, а легкие отяжелели. Мысли стали вялыми. Когда сила родства другой женщины усилилась, Ана опустилась на колени. Перед ее глазами вспыхнули пятна. Она ничего не видела. Не могла даже дышать.

Но у нее все еще была своя сила.

Ана закрыла глаза, схватила кровь девушки и разорвала.

Крик аффинитки резко оборвался. Она отшатнулась, схватившись за бок, когда струйка крови потекла по ее подбородку. Ана снова изогнулась, и аффинитка рухнула, ее глаза закрылись, когда она потеряла сознание.

Хватка на органах и мышцах Аны ослабла. Сделав глубокий вдох, она заставила себя подняться на ноги.

Керлан сидел на своем троне, больше не улыбаясь. Его силы сомкнулись вокруг него, некоторые из которых, как заметила Ана, призвали свою силу родства. Один мужчина держал шары с водой, парящие над ладонями, капли сливались из потоков, которые окружали помост. Другая накинула облако песка на плечи, как мерцающую шаль.

Они ждали команды своего хозяина.

Если они хотели играть именно так, Ана дала бы им бой, которого они жаждали. Она обвела взглядом зал, пробираясь сквозь движущиеся тела к открытым лужам крови, остывающей вокруг тел убитых Керланом придворных. Кровь начала подниматься потоками извивающихся красных лент. Они слились в малиновые сферы под светом люстр. А затем они начали удлиняться, превращаясь и затвердевая в лезвия.

По знаку Аны кровавые кинжалы повернулись и указали на Керлана и его приближенных.

– Сдавайся, Керлан, – крикнула Ана. – Прозвенели военные колокола. Флот Брегона выйдет в море в любой момент, чтобы сорвать вашу атаку на Блу Форт.

Керлан наблюдал за ней с холодным выражением лица. Боевые колокола к этому времени умолкли, но эхо их громких, гулких звонов продолжало гудеть в воздухе.

– Адмирал, может быть, и мертв, – продолжала Ана, – но пока я жива, я никогда не позволю вашему плану увенчаться успехом.

Но было что-то еще в выражении лица Керлана, когда он выпрямился, чтобы взглянуть на нее. Его лицо исказилось не от ярости или неудачи.

Оно выглядело словно… триумф.

Когда Ана скользнула взглядом по группе аффинитов, окружавших его, она кое-что поняла.

Сорша исчезла.

Слишком поздно она уловила вспышку движения. Слишком поздно ее сила родства уловила кровавую подпись, прорезавшуюся в толпе и двигавшуюся к ней вместо того, чтобы убегать.

Ана едва успела повернуться, когда Сорша ударила ее кулаком в шею.

Острая боль пронзила ее плоть, а затем в ее чувствах вспыхнула кровь. Не так, как бывало обычно, когда к ней возвращалась ее сила родства, а увеличивалась в десять, в сто раз.

Она могла чувствовать все, как будто расколола мир на части и видела с величайших высот небес до самых глубин бурлящих под волнами океанов. Каждая капелька крови, каждая алая капля.

Все было красным, все горело, кровь была такой яркой, что обжигала. Ее разум и тело горели огнем, боль была электрической, разрывающей до самых костей. Как будто издалека, она слышала, как кто-то кричит – или, возможно, это был ее собственный голос, вплетенный в звуки маниакального смеха.

Среди пылающего красного были кольца тьмы, сначала маленькие, а затем приближающиеся к ней. Ее парализовало. Она тянулась и тянулась, но ее сила быстро выходила из-под ее контроля, меняясь и трансформируясь, как будто она жила своей собственной жизнью. Как будто теперь кто-то другой держал вожжи.

А затем, внезапно, багрянец отступил, и ее мир погрузился в черноту.

Годхаллем превратился в кровавое поле битвы.

В суматохе и среди убегающих придворных Рамсон оттолкнулся от возвышения в конце зала. Теперь он мог только смотреть, его разум застыл в неверии. Пол был усеян телами и пропитан океаном крови. Под каждым трупом образовывались лужи, окрашивая кожу в красный цвет и тихо собираясь в круг. Ветерок, дувший с открытого конца зала, шевелил их.