Seven Crashes - Harold James

заключалась во взаимодействии с лондонским Сити и его регулировании. Кинг иногда проявлял свое презрение к банкирам; Бернанке, более сдержанный, не заходил так далеко, но также позже объяснил, что ему было трудно иметь дело с «неутомимой энергией Хэнка Полсона». Очевидное лоббирование финансовых интересов он считал отталкивающим. Со стороны финансового сообщества было много критики, которая затем эхом отозвалась в адрес центральных банкиров: финансовый журналист Брайан Уэсбери сказал: "Я бы хотел, чтобы ФРС просто ушла". Инвестор Джим Роджерс из Сингапура заметил: «Бен Бернанке не смог бы управлять лимонадным киоском на углу, не говоря уже о финансовой системе США».

Логика академического подхода к центральному банку, который призывал к большей прозрачности и предсказуемости, на самом деле могла заключаться в том, чтобы вообще отказаться от человеческого центрального банкира. Милтон Фридман иногда говорил об упразднении ФРС и замене ее алгоритмом, который мог бы генерировать стабильные темпы роста денег. Более сложная версия того же подхода легла в основу разработки Стэнфордским экономистом Джоном Тейлором правила монетарной политики, которое широко обсуждалось в 1990-х и 2000-х годах. Но на самом деле возможно, что следование подходу, основанному на правиле, может привести к чрезмерной уверенности в адекватности моделей, лежащих в основе правила. Историк Федеральной резервной системы Алан Мельтцер неблагоприятно противопоставляет более академические подходы ФРС в 2000-х годах стабилизационной, но "атеоретической" политике 1950-х годов и "эклектическому" режиму 1980-х и 1990-х годов.

Бернанке не был машиной или алгоритмом. Но его философия и варианты политики были прописаны заранее с необычайной ясностью. Как политик, он в значительной степени опирался на свою академическую работу, а его политические озабоченности вытекали из конкретного исторического опыта. В выходные дни, когда стало ясно, что ни один институт - ни Bank of America, ни британский банк Barclays - не купит Lehman Brothers, он подумал о параллели с австрийским Creditanstalt в 1931 году. Lehman не был крупным банком, но в 1931 году крах банка в маленькой, далекой стране вызвал волны, которые обрушили всю мировую экономику.

Нужно ли было спасать Lehman? Руководство Lehman утверждало, что банк не был неплатежеспособным, и последующие исследования показывают, что эта интерпретация может быть правильной. В литературе о спасении банков традиционно применяется анализ, разработанный в XIX веке редактором журнала Economist Уолтером Бейджотом, который писал о спасении Банком Англии банковской системы во время паники 1866 года, когда он также отказался помочь неплатежеспособному банку Overend Gurney, который был инициатором бегства. Знаменитая формулировка Багехота гласила, что кредитор последней инстанции должен предоставлять средства неликвидным, но не неплатежеспособным учреждениям. Lehman, безусловно, был неликвидным, поскольку остальная банковская система прекратила финансирование за неделю до 15 сентября 2008 года. Последующие расчеты показали значительную неопределенность в отношении его фундаментальной платежеспособности: с активами, оцененными по паническим ценам ("пожарная распродажа"), Lehman явно был неплатежеспособен, но, если бы финансовые рынки вернулись к нормальному состоянию, банк вполне мог бы быть платежеспособным.

Бернанке неоднократно настаивал на том, что ФРС просто следовала совету Бейджота - свободно предоставлять кредиты под хороший залог по штрафной ставке. "Федеральная резервная система, реагируя так, как хотел бы видеть нас Бейджхот, создала специальные программы. По сути, мы выступили в роли кредиторов, поддерживающих кредиты. Мы сказали: «Выдавайте кредиты этим компаниям, а мы будем здесь, готовые поддержать вас, если возникнут проблемы с переводом этих средств». На самом деле, понятие высоких штрафных ставок было быстро отброшено. Восстанавливая финансовую нормальность, ФРС фактически столкнулась с противоположной проблемой: финансовые учреждения боялись использовать дисконтное окно ФРС из-за наложения на них клейма позора. Банки могли подорвать свой авторитет, создавая впечатление, что они зависят от поддержки центрального банка.

На ранних стадиях глобального финансового кризиса, 17 августа 2007 года, после дня паники, когда банки не могли получить доступ к межбанковскому рынку, и всего через десять дней после заявления о том, что инфляция по-прежнему вызывает у них наибольшее беспокойство, ФРС заявила, что "риски снижения темпов роста заметно возросли", и намекнула, что вскоре может снизить целевой уровень краткосрочных ставок. Бернанке призвал банки брать кредиты напрямую у ФРС и сделал такие кредиты более привлекательными. Накануне банки JPMorgan Chase & Co, Citigroup и Bank of America обсудили с ФРС возможность привлечения займов на общую сумму 75 млрд долларов США для покупки коммерческих бумаг, обеспеченных активами, ипотечных ценных бумаг и других инструментов. Этот шаг был явно направлен на преодоление проблемы стигматизации. Бернанке теперь объяснил, что кредитные средства ФРС в 2008 году «значительно снизят риск того, что системно важный финансовый институт потерпит крах».

Задача, которую поставила перед собой ФРС, заключалась в увеличении ликвидности в системе в целом. Параллель с дефляцией в японском стиле постоянно присутствовала. ФРС начала применять эти уроки: по сути, постепенное применение бернанкизма. Угроза слишком низкой инфляции стала основной проблемой политики после того, как Великая рецессия поразила Соединенные Штаты, и японские уроки стали весьма актуальными. Как сказал Бернанке, «стало ясно, что низкая инфляция не является безоговорочным благом. В сочетании с исторически низкими реальными процентными ставками - результатом демографических, технологических и других сил, которые увеличили желаемые глобальные сбережения по сравнению с желаемыми инвестициями - низкая инфляция (фактическая и ожидаемая) привела к устойчиво низким номинальным процентным ставкам». Фокус заключался в том, чтобы сделать исключительные меры практически постоянным инструментом политики. Это был великий поворотный момент. По мнению Бернанке, это придаст большую силу денежно-кредитной политике, которая в противном случае была бы ограничена невозможностью снизить процентные ставки намного - если вообще возможно - ниже нуля. Некоторые европейские центральные банки экспериментировали с отрицательными процентными ставками, но эта практика всегда была ограничена возможностью перехода банков, компаний и частных лиц на физические наличные деньги.

В ходе критической и весьма противоречивой дискуссии, когда ФРС перешла к собственному QE в ноябре 2010 года, Бернанке начал с предупреждения против дефляции, говоря о «риске - который может быть несколько большим, чем некоторые могут подумать, - что восстановление может фактически затормозиться". Хотя я думаю, что фактическая дефляция не столь вероятна, такая неблагоприятная спираль может произойти даже в случае дезинфляции, поскольку дезинфляция, конечно, повышает реальные процентные ставки. Так что, опять же, риски несколько асимметричны в том смысле, что трудно устранить эти риски снижения, в то время как риски повышения - слишком быстрый рост или слишком высокая инфляция в пределах допустимого - могут быть устранены путем повышения процентных ставок». Переход к QE подразумевал гораздо более тесную координацию между ФРС и Казначейством, на практике частично отменяя утверждение независимости центрального банка, которое занимало