Брестский мир. Ловушка Ленина для кайзеровской Германии - Ярослав Бутаков

В этом любопытном ленинском документе причудливо соседствуют революционная и патриотическая фразеология. «До того момента, как поднимется и победит пролетариат Германии, священным долгом рабочих и крестьян России является беззаветная защита республики Советов против полчищ буржуазно-империалистской Германии… Да здравствует социалистическое Отечество! Да здравствует международная социалистическая революция!» По сути, реабилитация, правда, с оговорками, патриотических ценностей в советской идеологии берёт своё начало именно с этого декрета 1918 г. Ну а раз этот декрет был издан, когда советской власти было всего четыре месяца от роду, не разумно ли считать, что чётко выраженного «антипатриотического» периода в истории большевиков не было вовсе?! Изменялись лишь акценты в трактовке содержания данного принципа, но сама ценность патриотизма никогда не отрицалась полностью.

Объясняя эту дань патриотизму, Ленин писал 25 февраля в «Правду»: «Мы оборонцы теперь, с 25 октября 1917 г., мы — за защиту отечества с этого дня… Мы — за защиту Советской социалистической республики России». Неделю, когда германские войска беспрепятственно продвигались вглубь России, Ленин характеризовал там же как «горький, обидный, тяжёлый», но одновременно и «необходимый, полезный, благодетельный урок».

В эти дни резко ускорились мероприятия по формированию Красной Армии. Несмотря на подписание в ближайшие дни мира, они продолжали развёртываться убыстряющимися темпами. Но Красная Армия была не единственной вооружённой силой, создававшейся советской властью в её начальный период. Большевики предвидели, что армии, созданной на классовой основе, может оказаться недостаточно, если придётся вести войну с внешним врагом. В дни глубокого вторжения кайзеровской армии в Россию, последовавшего за срывом Брестских переговоров, началось формирование т.н. «завесы», прикрывавшей центральные районы страны от германского наступления. Принципы, на которых она формировалась, несколько отличались от тех, на которых комплектовалась Красная Армия. Генерал М.Д. Бонч-Бруевич свидетельствует: «Смысл «завесы», однако, заключался не только в том, что с её помощью прикрывались границы Республики. Она являлась в то время едва ли не единственной организацией, приемлемой для многих генералов и офицеров царской армии, избегавших участия в Гражданской войне, но охотно идущих в «завесу», работа в которой была как бы продолжением старой военной службы… Таким образом, «завеса» явилась как бы способом привлечения старого офицерства в новую, постепенно формируемую армию»[242].

Более подробные сведения сохранились в упоминании одного из советских главкомов, И.И. Вацетиса, о том, что весной 1918 г. «основное ядро московского гарнизона составляли войска так называемой Народной армии[243], формировавшейся специально для возобновления Мировой войны совместно с Францией и Англией против Германии. Войска эти считались аполитичными, составленными на контрактовых началах. Формированием их ведал Высший военный совет под председательством Л. Троцкого при военном руководителе Генштаба М.Д. Бонч-Бруевиче»[244]. Но армия в государстве должна быть всё-таки лишь одна. Поэтому, с укреплением государственнических тенденций в политике большевиков и с возобновлением Гражданской войны, Народная армия была влита в Красную.

Поскольку мирный договор не снял угрозы Петрограду и германские войска, занявшие Эстонию и Псков, нависали над ним подобно дамоклову мечу, советское правительство приняло решение эвакуироваться в Москву, что и было выполнено в ночь с 11 на 12 марта 1918 г.

Германское правительство не торопилось с ответом на советское обращение, ожидая, пока германские войска захватят больше территории. 23 февраля оно выставило Советской России ещё более тяжёлые условия: дополнительно к уступке территории Россия должна была восстановить невыгодные таможенные тарифы 1904 г. и предоставить Германии ряд экономических привилегий. Снова в ЦК большевиков временно взяли верх сторонники Троцкого и Бухарина. Снова лишь относительным большинством (семеро против четверых при четверых воздержавшихся) ЦК принял решение подписать мир и на этих новых, ещё более тяжёлых условиях. То, что столь важные решения принимались в этот период относительным большинством голосов, объяснялось просто. При соблюдении парламентских процедур так и не удалось бы вынести определённого решения, тогда как оно — хоть какое-то решение — требовалось по ситуации немедленно.

В ЦК левых эсеров на этот раз сторонники продолжения войны взяли верх. Тогда Ленин провёл нужное ему решение через ЦИК, обязав сначала членов фракции большевиков в порядке партийной дисциплины голосовать за принятие германских условий или воздержаться от голосования, но во всяком случае не голосовать против. Правда, аналогичное решение, только обратного действия, принял ЦК левых эсеров: он обязал своих членов в ЦИК не голосовать за мир. Несмотря на это противодействие, ленинская резолюция собрала в ЦИК (опять-таки лишь относительное) большинство голосов. И 24 февраля правительство Российской Советской Республики сообщило о своём согласии с новыми германскими условиями.

Лишь 28 февраля советские делегаты снова прибыли в Брест-Литовск. Там им дали понять, что Германия не намерена держаться ранее выдвинутых условий, а собирается предъявлять всё новые и новые требования, пользуясь военным бессилием Советской России. Так, в дополнение ко всем прочим территориальным уступкам, Россия должна была передать Турции области Карса, Ардагана и Батума[245] в Закавказье. Кроме того, Германия теперь намеревалась вовсе лишить Россию такого неотъемлемого инструмента защиты суверенитета, как вооружённые силы, и потребовала демобилизации армии и флота — как старых, так и новых, Красных.