Москва и Россия в эпоху Петра I - Михаил Вострышев

– Почему? – спросил Петр у часового.

– Ваше величество приказали мне не впускать к себе никого, а он хотел силою войти, оттолкнув меня. Ничего иного не оставалось, как пригрозить ему штыком.

– А что, Данилыч, – обратился Петр к Меншикову. – Ведь он лучше твоего знает свою должность. Мне было бы жаль, если бы он заколол тебя, но ты бы пропал вместо собаки.

Строго запретив Меншикову наказывать солдата, государь похвалил последнего и пожаловал ему пять рублей. Тогда же Петр приказал придворному живописцу нарисовать на дверях своей мастерской часового в позе, в которой застал его, когда вышел на шум.

Неполный перевод

До Петра в России почти не существовало книг на русском языке научного содержания. Писали и публиковали, главным образом, богословские труды. Выводя страну на путь просвещения, Петр заботился о переводах на русский язык лучших европейских книг по всем отраслям знаний.

Одной из таких книг, выбранных государем для перевода, было сочинение немецкого юриста Самуэля Пуфендорфа «Введение в историю европейскую». Перевод Петр поручил известному ученому иеромонаху Гавриилу Бужинскому, с приказанием закончить работу как можно скорее. Бужинский приложил к труду всевозможное старание и закончил перевод в несколько месяцев. В надежде получить от государя одобрение и хорошую награду он явился к нему с законченной работой.

Когда государь вышел в приемную и увидел среди других Бужинского, подошел к нему и спросил, когда будет закончен перевод.

– Он уже готов, ваше величество!

Обрадованный государь взял рукопись и с довольным видом стал ее перелистывать. Но по мере чтения лицо его становилось все более недовольным.

– Глупец! – с гневом обратился он к Бужинскому. – Что я тебе приказал с сею книгой сделать?

– Перевести, – отвечал оробевший иеромонах.

– А разве это переведено?

Государь указал на главу о Русском государстве. В ней автор в нелестных словах выставлял нравы русского народа. Бужинский частично выпустил из нее места, которые ему казались оскорбительными для чести России, а частично переделал, чтобы отзывы о русских получились благоприятными.

Петр вернул рукопись со словами:

– Тотчас пойди и сделай, что я тебе приказал: переведи книгу, как она есть в подлиннике.

Приказание было выполнено, и книга Пуфендорфа без купюр была напечатана в 1718 году с посвящением государю. Любопытно, что при императрице Анне Ивановне ее запретили и изъяли из продажи, а при императрице Елизавете Петровне перевели и напечатали вновь, но упомянутые места были выпущены.

Производство Петра в чины

Петр проходил чины в армии и флоте, начиная с самых низших должностей. И это не было шуткой, игрой – всякое повышение в чине обусловливалось той или другой заслугой государя. Производство в очередной чин шло медленно. Во время Полтавской битвы Петр был лишь полковником, и лишь после победы над шведами его произвели в генерал-майоры[33]. Чин же полного генерала он получил лишь в 1713 году, а чин адмирала в 1721 году, по окончанию войны со шведами.

По чину государю и отпускали жалование. Однажды, получив его, Петр сказал окружающим:

– Понеже сии деньги заслужил я, как и другие офицеры, службой отечеству, то и волен употреблять их по своему желанию. Деньги же, с народа собираемые, напротив, остаются для государственной пользы и охраны народа, ибо некогда обязан буду я в этих деньгах дать отчет Богу.

Прямота князя Якова Долгорукова

В 1717 году Петр, будучи на одном пиру, завел с окружающими разговор о царствовании своего отца. Невольно перешли на сравнение с нынешним временем. Граф Мусин-Пушкин принялся восхвалять дела Петра и уничижать Алексея Михайловича, говоря, что все хорошее в предыдущем царствовании надо приписать боярам, в частности боярину Морозову…

– Ты хулою дел моего отца, – прервал его Петр, – и лицемерною мне похвалою более меня бранишь, нежели я стерпеть могу!

Затем государь встал из-за стола, подошел к князю Я. Ф. Долгорукову, встал за его стулом и сказал:

– Дядя! Я знаю, что ты больше всех бранишь меня. Иногда ты так своими спорами досаждаешь, что я едва терплю. Но, как рассужу, что ты меня и государство любишь, что правду говоришь. И тебя я всегда внутренне благодарю. Ныне же спрошу тебя, что ты о делах моих и моего отца думаешь. Верю, что ты скажешь нелицемерную правду.

– Изволь, государь, сесть, а я подумаю, – отвечал Долгоруков.

Петр сел подле него, и все присутствующие приготовились слушать, что скажет этот многим надоевший обличитель. Долгоруков, немного подумав, разгладил по привычке свои большие усы и начал:

– Государь! Сей вопрос нельзя кратко изъяснить, потому что дела разные. В ином отец твой, а в ином ты больше хвалы и благодарности заслуживаешь. Главных дел у государей, по которым они достойны славы, три. Первое – внутреннее управление и важнейшее в нем – правосудие. В этом отец твой более сделал, нежели ты – он дал нам «Уложение»[34], по коему и ныне судимся. Но когда ты этим делом займешься, то, может быть, превзойдешь отца, и уже пора о том подумать. Второе – военные дела. Отец твой много через них хвалы удостоился, и тебе учреждением регулярных полков путь показал. После него несмышленые правители все военные учреждения разорили. Ты же, почитай, все восстановил, и войско в лучшее состояние привел. Но не знаю, кого более из вас хвалить. Думаю, конец войны со шведами это покажет. Третье: в устроении флота и в сношениях с иностранными государствами ты пользы принес больше, чем отец твой, и честь себе приобрел. Что же касается того, что якобы дела государей только от умных или глупых министров зависят, то я разумею: мудрый государь умеет избирать мудрых советников.

Ассамблея

Петр с большим вниманием все это выслушал, затем расцеловал Долгорукова и сказал ему:

– Благий рабе и верный, в мале был ми еси верен, над многими тя поставлю.

Такою прямотою отличался Долгоруков во всех своих поступках, и тем привлек к себе любовь и уважение государя. Но окружающим царя, особенно Меншикову, прямота «умника Долгорукова» не особенно нравилась, и они употребляли все средства, чтобы возбудить против него гнев государя. Но не могли успеть в этом, хотя Долгоруков часто подавал поводы к испытанию терпения Петра.

[35]