Москва и Россия в эпоху Петра I - Михаил Вострышев

– Сказал: выдам, и довольно.

– Нет, поклянись!

– Ну, вот тебе: Мать Пресвятая Богородица! – перекрестился старик.

– Хорошо, и я свое слово исполню, – проговорил стрелец и вынул ножницы.

– Что ты, в уме ли? – отшатнулся Марков.

– Да ты, Федот Псоич, не бойся; я тебе не бороду стричь буду, а платье только. Ты же потом закрой голову кафтаном, будто тебе людей зазорно стало, и я тебя выведу.

Старик понял мысль стрельца. Скоро его закутанная фигура была вытолкнута за стрелецкий круг.

Хотя Гончаров вывел Федота Псоича не через главный выход, где стояли власти и откуда отпускали всех остриженных, убедившись сперва в исполнении над ними царского указа, но стрельцы не осмелились ослушаться приказания своего любимого пятидесятника. Тем более, что обрезанное платье и закутанная голова посадского показывали, что он уже подвергся общей участи.

Бегом возвратился Федот Псоич домой и, не показываясь дворне, стал собираться в одну из своих дальних деревень. Но он сдержал свою клятву, и оттуда послал за стрелецким пятидесятником, так остроумно спасшим его бороду.

Свадьба Гончарова с Марфушей была сыграна скромно, и даже не в церкви, а на дому у Федота Псовича, так как он не хотел показываться на людях с бородой, когда гонение на нее происходило по всей России.

Сперва Марков, поглядывая на молодых супругов, сокрушенно покачивал головой. Но потом их счастливые лица примирили его с совершившимся фактом, тем более что от зятя он не видел ничего, кроме глубокого почтения.

Гончаров, уволенный в отпуск, пробыл в деревне более двух месяцев, а затем вместе с женой вернулся в город.

Старик Марков, дрожа за свою бороду, и слышать не хотел о возвращении. Но прожив в деревне несколько месяцев и видя, что в его отсутствие совсем не клеятся его торговые дела, скрепя сердце, вернулся в город, где воевода не замедлил исполнить над ним по всей строгости царский указ относительно бороды.

Но Гончарова, конечно, мало интересовала дальнейшая судьба бороды тестя, и он наслаждался столь неожиданно доставшимся ему счастьем, прекрасно понимая, что не будь знаменательного царского указа о бритье бород, не быть бы и ему мужем дорогой для него Марфуши.

М. Никольский

В середине IX века по Рождеству Христову с устьев Невы, где начинался великий путь из варяг в греки, пошла историческая жизнь нашей родины. Восемь веков русская земля постепенно ширилась и разрасталась. Строгановы с Ермаком двинули ее далеко на восток, до самого океана. Русь крепла и богатела, несмотря на невзгоды. Внутренние смуты не мешали росту народной силы, они ставили только преграды дружеским отношениям с Западной Европой. Злые недруги отняли родную колыбель, похитили родное море, но благое привидение, на диво всей вселенной, послало на Русь невиданного великана. Царь Петр своим гениальным умом понял необходимость исправить вековую ошибку. Он бросил царственный Кремль, оставил древнюю Москву и пошел, как богатырь народной былины, обходить, помахивая царственной дубинкой, необъятную равнину. На Белом море он учился плавать и управлять кораблями, строил их среди дремучих лесов на реке Воронеже, взял Азов. По бурным волнам давно знакомого, но давно уже запретного нам Черного моря плыли его корабли с послами к султану, мусульманскому владыке древней христианской Византии. Рудники Сибири, леса, реки – все брал в расчет царственный работник. Зоркий оком разыскивал могучий вождь и богатства земли, и прирожденные способности даровитого народа, чтобы вызвать к жизни, поднять на высокий уровень могущества и славы страну.

С завистью смотрел он на образованную Европу! Объезжал ее, лично знакомился с тем, что было всего пригоднее для России. Сам везде всему учился. Посылал учиться на запад и русскую молодежь, чтобы затем они применяли полученные знания на родной земле. Зазывал к себе с того же запада нужнейших учителей, ласкал их, награждал, лишь бы они усердно, с охотой и успехом передавали свои знания его подданным.

Заветная цель всех этих трудов – добиться возвращения потерянного моря, по которому проложить путь в Европу, откуда он ждал так много света. В союзе с Данией и Польшей поднялся Петр на их общего врага – Карла XII. Гордый своими победами над датчанами, шведский король шел к Нарве, осажденной русскими под началом Головина и герцога де Круа. Счастье улыбнулось ему, и Карл XII 20 ноября 1700 года наголову разбил непривыкшие еще к войне, недавно набранные русские полки.

Перестать желать Ингерманландии, этого исконного достояния новгородцев, было невозможно московскому царю. На союзников с запада плохая надежда. На одного себя мог только положиться Петр Великий. Он с удвоенной силой принялся собирать новые полки. Закипела работа в старых русских городах – Новгороде и Пскове. Их многочисленные святыни пришли, как и в древние дни, на помощь государству. Монахи Печерского монастыря под Псковом наравне с солдатами копали рвы и возводили укрепления у стен святой обители. Храмы отдавали лишние колокола со своих звонниц на пушки. Гениальный старик Виниус, не уставая, лил орудия, чтобы пополнить отнятую врагом артиллерию. Везде кипела работа под руководством царственного учителя.

В декабре 1701 года Шереметев уже бил шведов при Эрестфере, в июле 1702 года – при Гумельсгофе. Враги прибегли к хитрости: пустили слух, что подойдут с моря к Архангельску. Всю весну и лето 1702 года царь сам стоял на страже у Северной Двины. Когда же опасность миновала, он повернул своих гвардейцев к заветной Ижорской земле, где к 27 сентября 1702 года было уже сосредоточено десять тысяч человек под начальством генерал-фельдмаршала Шереметева.

– Смилуйся, царь батюшка! Как же мы пойдем туда? – озадаченно спрашивал любимый денщик Петра Ягужинский, получив распоряжение о походе с берегов Белого моря к истокам Невы. – С тобой идет десять тысяч человек – преображенцы, семеновцы, бомбардирная рота. Везут 43 орудия, провиант. Да ты еще обе яхты приказываешь протащить с собою… А по прямой линии бор стоит непроходимый. Пожалуй, с самого творения мира стоит. Как же его миновать? Не все же реки и озера по пути, не везде удастся плыть!

– Скажи, чтобы готовились и поскорее, – усмехнулся великан.

Сам же зашел переговорить обо всем к архиерею. С благословения владыки к местечку Пюхча собрали крестьян из вотчин Соловецкого монастыря, вооруженных топорами. Впереди встал сам царь, тоже с топором, да с таким, что, пожалуй, только вдвоем впору его поднять.

Повалились вековые сосны под мощной рукой царя. Народ только диву давался.

– Вот так царь! Какие сосны валит – страсть! – говорили мужики промеж себя. – По себе, вишь, и дерева-то рубит!.. Смотри, брат, паренек-то тоже поспевает. Ишь, как старается!..

Это говорили про Павлушу Ягужинского. Он, Меншиков, Орлов, да и все те, кто были с государем в Архангельске, шли за ним с топорами, впереди солдат и собранных крестьян. Началась работа титанов. Рубили просеку шириною в три сажени; через болота и топи настилали гати. Шли всё прямо, от деревни Пюхча до Пулозера, где устроили остановку. Потом пошли дальше до Повенца. Через реку Выгу устроили плавучий мост, а на Онежском озере их уже ждала флотилия карбасов (парусных судов), чтобы по реке Свирь переправить войско царя Петра в Ладожское озеро, к шведской крепости Нотебург.