Люди, обокравшие мир. Правда и вымысел о современных офшорных зонах - Николас Шэксон

Другими словами, налоговая конкуренция благотворна, и бороться с нею никак нельзя. На первый взгляд, доводы Митчелла представляются разумными, но при более внимательном рассмотрении они рассыпаются в прах и превращаются в сплошную чепуху. И вот почему.

Конкуренция компаний на рынке в корне отличается от налоговой конкуренции юрисдикций. Выглядит это таким образом: если какая-то компания не способна конкурировать, она может выйти из бизнеса. На ее место придет другая компания, которая производит более совершенные и более дешевые товары или услуги. Такое «созидательное разрушение» болезненно, но оно является источником динамичности капитализма. Посмотрим, что происходит, если не может конкурировать страна. Крушение государства? А ведь это – нечто совсем иное. Никто не станет, да и никто не сможет сделать то, что Митчелл назвал «ликвидацией Нью-Гэмпшира». В таком случае, что означает самое понятие «конкурентоспособность страны»? Ведь очевидно, государства не вступают в сколько-нибудь осмысленное соревнование друг с другом в поддержании правопорядка на улицах. Они, могут, например, конкурировать в сфере образования, но конкуренция такого рода приводит к повышению налогов для оплаты более совершенных услуг.

Находящаяся в Женеве неправительственная организация Всемирный экономический форум [далее везде – ВЭФ] дает более широкое определение конкурентоспособности государств: «Комплекс учреждений, политических мер и факторов, определяющий уровень производительности той или иной страны». В полном определении ВЭФ перечислены все двенадцать «столпов» конкурентоспособности (инфраструктура, учреждения, макроэкономическая стабильность, образование, эффективность товарных рынков и так далее). Можно найти недостатки в этом списке, но выбор критериев конкурентоспособности представляется достаточно разумным. Практически все перечисленные явления или институты требуют довольно высокого уровня налогообложения. В сущности большинство конкурентоспособных стран, по меркам ВЭФ, являются странами с высокими налогами. Разумеется, есть много отступлений от такого правила: в индексе конкурентоспособности за 2009–2010 годы Швеция, Финляндия и Дания, страны с самыми высокими в мире налогами, заняли соответственно четвертое, пятое и шестое место, тогда как США, где налоги ниже (но все-таки не слишком низкие по мировым стандартам), заняли второе место. Но зато страны с самыми низкими налогами, например, Афганистан или Гватемала, на самом деле всегда наименее конкурентоспособны.

Если копнуть глубже, то нам откроются другие любопытные факты. Страны, расходующие много средств на социальные нужды (именно их, «государства всеобщего благоденствия», клеймит Митчелл, выступая против таких расходов), занимают высокие места в рейтинге конкурентоспособности8. Более высокие налоги позволяют государствам тратить больше на образование, здравоохранение и другие социальные цели, что как раз помогает жителям этих стран быть конкурентоспособными на своих рабочих местах. Весь круг понятий, имеющий отношение к налогообложению, связан и с общим законодательством, и с государственным регулированием. Конечно, какая-нибудь юрисдикция – благодаря тому, что является перевалочным центром торговли наркотиками или попустительствует сексуальному туризму любителей детишек – вполне обладает «конкурентным преимуществом». Но при здравомыслящем отношении эти особенности конкретной юрисдикции никак нельзя считать положительными и более сильными сторонами по сравнению с другими государствами.

Митчелл утверждает, что секретные юрисдикции имеют свойство быть более «сытыми», чем другие страны, и из этого делает вывод: офшоры – это хорошо. Подобный аргумент очень удобен, когда указывают на частные самолеты, яхты и дворцы богатого диктатора и его приспешников и говорят: коррупция – это хорошо, ведь благодаря ей люди становятся богатыми. И все же есть то, в чем Митчелл, пожалуй, прав.

Ставки налогообложения по всему миру снижаются уже долгое время. Например, Митчелл говорит, что корпоративный налог снизился с 50 % в 1980 году до чуть более 25 % в настоящее время. В значительной мере это является результатом конкуренции разных юрисдикций – конкуренции, в которой лидируют офшоры. Митчелл утверждает: «Когда я подсчитываю все заработанное, я понимаю: мои гонорары так высоки, потому что отличные доклады, написанные мной для института Катона, вынуждают правительства по всему миру [снижать налоги]. Но в действительности дело в налоговой конкуренции… и налоговые гавани – самый мощный ее инструмент».

Доказать такое довольно трудно, но вполне можно допустить, что весь мир разом выбрал для себя одну систему ценностей: снижение налогов и дерегулирование финансовой деятельности – и считает ее единственной движущей силой глобального развития. Тогда, действительно, налоговая конкуренция, возможно, и является более мощной силой. Впрочем, многие экономисты полагают, что подобной темы просто не существует. Хотя ставки налогообложения и снизились, но объем поступлений остается постоянным. В богатых странах ОЭСР с 1965 года налоги на доходы физических лиц устойчиво составляют 25–26 % общих налоговых поступлений, а доля совокупных корпоративных налогов даже слегка возросла, с 9 до 11 %9. Некоторые считают, что это доказывает не слишком большую значимость налоговой конкуренции. Но присмотримся к самим цифрам и к тому, что за ними стоит, и перед нами откроется любопытная картина.

Хотя богатые страны сохранили свои совокупные налоговые поступления, корпорации и богачи выплачивают намного меньшую долю этих поступлений. Прибыли корпораций, на основе которых исчисляют их налоговые обязательства, резко возросли10. А тем временем богачи не только наблюдали, как увеличиваются их доходы и благосостояния, но и постепенно выводили свои доходы из категории налогов на доходы физических лиц и переносили их в категорию корпоративных налогов, ставка по которым гораздо ниже. Например, четыреста богатейших американцев в 1992 году относили 26 % своих доходов к жалованьям и заработкам, а 36 % – к доходам от прироста капитала. Та же группа к 2007 году отнесла только 6 % своих доходов к заработкам, а 66 % – к приросту капитала11. То же самое происходит по всем категориям людей, имеющих высокие доходы, и по всем странам ОЭСР – по меньшей мере с 1970-х годов. Таким образом, снижение ставок корпоративных налогов скрывает уклонение богачей от налогов12. Напротив, за последние тридцать лет трудящиеся стали свидетелями повышения налогов на их личные доходы и взносов на социальное обеспечение. Митчелл прав, когда говорит, что налоговая конкуренция реальна. Но она больно кусается.