Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев - Зоя Ножникова

— Со мной, если только узнают, что я снял вид Москвы и отдал его иностранцу, поступят как с изменником».

* * *

Петр Петрей де Ерлезунда отметил:

«В Москве везде большие и широкие улицы, так что могут ехать четыре телеги рядом. В дождь всюду бывает такая слякоть и грязь, что никому нельзя выйти без сапог, оттого большая часть их главных улиц имеют деревянные мостовые».

Невилль добавил:

«Когда цари едут в карете или в санях по городу, то движутся медленно, стрельцы же выстраиваются рядами вдоль улиц, где они должны проехать. Перед ними идут люди, которые поливают дорогу водой летом, а зимой сыплют песок. У городских ворот они меняют свои прекрасные экипажи и дальше едут на загородных».

* * *

Тут кстати Барон вспомнил, что не раз обсуждал с друзьями, как трудно уберечь городские улицы от грязи, поскольку хозяйкам некуда сливать лишнюю воду, кроме как за порог. Хорошо жить на тех улицах, где вдоль домов течет ручей, он унесет значительную часть мусора. Иностранцы часто жаловались на непролазную грязь московских улиц, забывая, что в их собственных городах бывало ненамного лучше. Город совершенно грязен, писал Герберштейн. Правда, у русских к городской грязи добавлялся еще растаявший снег. А иногда не только снег. Барон с недоумением прочитал у Витсена, который полтора столетия спустя после Герберштейна, не стесняясь, сказал:

«В комнатах обычно имеются окошки, через которые мы ночью часто мочились; как-то через окно один из английского посольства справил свою нужду. Русские узнали об этом, а он сбежал; если бы его поймали, то зарубили бы. Это заставило нас остерегаться».

Впервые посетившему чужую страну человеку всегда, прежде всего, хотелось сравнивать свое и чужое. Когда приезжий шел по городским улицам, он видел дома и описывал их.

* * *

Вот, например, заметки англичанина Джильса Флетчера, который был в Москве на пятьдесят лет позже Герберштейна:

«На улицах вместо мостовых у них лежат обтесанные сосновые деревья, одно подле другого. Дома их деревянные, без извести и камня, построены весьма плотно и тепло из сосновых бревен, которые кладутся одно на другое и скрепляются по углам связями. Между бревнами кладут мох, его собирают в изобилии в лесах, для предохранения от действия наружного воздуха.

Каждый дом имеет лестницу, ведущую в комнаты со двора или с улицы, как в Шотландии. Деревянные постройки для русских, по-видимому, гораздо удобнее, нежели каменные или кирпичные, потому что в последних больше сырости и они холоднее, чем деревянные, особенно если они сложены из сухого соснового леса, который больше сохраняет тепло.

Провидение наградило их лесами в таком изобилии, что можно выстроить порядочный дом рублей за двадцать или тридцать, или немногим более, даже там, где мало лесу.

Неудобны же деревянные строения тем, что подвергаются опасности сгореть. Пожары там случаются очень часто и бывают очень страшны по причине сухости и смолы, заключающейся в дереве, которое, загоревшись, пылает подобно факелу, так что трудно бывает потушить огонь, пока все не сгорит».

Иной раз пожары тушили самым причудливым способом. У Витсена Барон нашел забавный анекдот:

«18-го января, у русских это называется Крещенские морозы, ночью, когда мы спали, в нашей комнате под печкой начался пожар; попасть туда стоило большого труда. Весь двор мог бы сгореть, но мы потушили пожар пивом и медом».

План Посольского двора недалеко от Красной площади

* * *

Австрийцу Адольфу Айзеку московские дома не приглянулись. Он писал:

«Дома в Москве строятся низкие и некрасивые. На поперечные стены употребляется ель, а на продольные — сосна. Кроют дранью, березовою корою и дерном, от чего часто бывают пожары. В нашу бытность Москва горела шесть раз, и каждый раз сгорало до тысячи домов. Впрочем, в предотвращение несчастий, стрельцы держат постоянный караул в разных местах города. Чтобы не дать распространиться пожару, они обыкновенно ломают дома возле того места, где загорелось. А если кто заплатит, чтобы отстояли дом, то стрельцы ставят щиты из бычачьей кожи и беспрестанно поливают их водою и тем совершенно ограждают дом от огня.

Стрелецкий дозор у Ильинских ворот. А. Рябушкин

Впрочем, невеликая беда, если дом и сгорит. Пожитки у русских хранятся в яме, вырытой под домом, и остаются целы. Поэтому у кого сгорел дом, тот на следующий же день может купить себе другой или выстроить новый. Мы сами были свидетелями, как русские, сделавши сруб из старых и новых бревен, тотчас ставили стропила, и таким образом постройка была почти закончена без всяких издержек. Зато их дома дурны изнутри.

Но вельможи и купцы имеют дома каменные, прочные и великолепные; кладовые строятся с крепкими сводами и маленькими окошками, которые запираются железными ставнями и не боятся огня».

* * *

То же самое отмечал Георг-Адам Шлейссингер, живший в Москве почти одновременно с Невиллем:

«Имеется в Москве большая площадь, называемая Базар дерева и домов. Там по местному обычаю всегда лежит много тысяч готовых домов со всем необходимым, что к ним относится, эти дома можно купить по сходной цене. Такие дома, а также большие и малые ворота сколачиваются где-то за городом, затем разбираются, и все это отвозится к зиме в готовом виде в Москву.

И все это покупается, так как происходят у русских очень большие пожары, в основном из-за восковых свечей, которые они втыкают около своих освященных картин, называемых иконы, и они горят там день и ночь».

* * *

Кто только не описывал пожары! Барон открыл записки Андреаса Роде:

«25-го числа апреля месяца под утро вспыхнул большой пожар недалеко от Кремля, целых три улицы загорелись, и большое количество образов, которые продавались во всех лавках на одной из этих улиц, вознеслись на небо в этом огне и жаре. Ведь русские уверены, что образа не сгорают в огне, а поднимаются на небо, хотя оставшийся от них пепел, конечно, все видят. Этот пожар был тем опаснее, что по соседству находились большие склады пороху, который поэтому весь был брошен в воду. Так как огонь приближался и к нам, мы начали складывать свои вещи, чтобы спрятать их в каменном доме покойного Давида Рютца, но, слава Богу, в этом не оказалось надобности.

26-го снова был сильный пожар, но на этот раз уже за городом в каком-то монастыре, и возник вследствие того, что угостившиеся монахи не смотрели за восковыми свечами, горевшими перед образами. Говорят, что пожар уничтожил много драгоценностей и останки многих бояр и вельмож, которые покоились там. Великий князь принял этот пожар близко к сердцу и повелел осматривать немедля все дымовые трубы во всей Москве и строго приказал всем домовладельцам, чтобы они осторожно обращались с огнем. Вследствие этого повеление великого князя было обнародовано по отдельным частям города некоторыми из сановников, сопровождаемыми большим количеством всадников, из которых двое держали в руках связку палок толщиной в маленький палец. Два сановника заехали и на наше подворье и строго приказали ярыжкам, которые в кухне помогали повару, во избежание батогов и других строгих наказаний смотреть внимательно за огнем. Но наш гофмейстер заявил им, что мы сами строго за этим наблюдаем и никогда не ложимся спать, пока не убедимся, что все обстоит благополучно. За эту осторожность они нас похвалили и затем уехали. Кроме того, по монастырям монахам было воспрещено ставить в нетрезвом виде свечи перед образами. Сегодня утонуло в Москве-реке более пятидесяти человек, когда они переправлялись, так как баржа с ними опрокинулась. Одна женщина с ребенком на руках удержалась на поверхности благодаря юбкам и была довольно далеко отнесена течением, пока, наконец, не была спасена вместе с ребенком.