Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев - Зоя Ножникова

— Снаружи город кажется Иерусалимом, а внутри он точно Вифлеем.

Строительство в Кремле при Борисе Годунове: сооружение колокольни Ивана Великого. Н. Некрасов

Посреди кремлевской площади стоит высочайшая колокольня — «Иван Великий», которая также обита вышеупомянутою позолоченною жестью и полна колоколов. Рядом с нею стоит другая колокольня, на которой висит очень большой колокол, который, как говорят, весит 356 центнеров. В этот колокол звонят во время больших торжеств или праздников, как они говорят, или же при въезде великих послов или при доставлении их на публичную аудиенцию. Его приводят в движение двадцать четыре, а то и более людей, стоящих внизу на площади. С обеих сторон колокольни висят два длинных каната, к которым внизу примыкает много мелких веревок по числу людей, обязанных их тянуть.

Колокол этот, во избежание сильного сотрясения и опасности для колокольни, лишь слегка приводят в движение, вследствие чего несколько человек стоят наверху у колокола для помощи при раскачивании его».

* * *

Секретари принесли Барону целую кипу всяких записок о русских церквах. Он отбирал самые, на его взгляд, интересные.

Вот записки Павла Алеппского:

«Между собором и церковью Архангела в Кремле находятся прекрасные колокольни. Одна восьмиугольная, огромных размеров[90]. В ней восемь арок, и в каждой висит чудесный колокол. Один из колоколов с резьбой; в него ударяют, когда хотят совершить крестный ход. Над ним второй ярус — шестиугольный, поменьше нижнего; вверху его тоже восемь колоколов. За ним третий ярус, круглый, и в нем много маленьких колоколов. Надо всем широкий пояс в четыре-пять аршин с четырьмя рядами золоченых письмен, а над этим — высокий купол, также позолоченный вместе со своим огромным крестом. Лестница этой колокольни снизу доверху имеет 182 ступени; у нас чуть спина не сломалась, пока мы поднялись наверх.

Московский кремль при Иване III. H. Некрасов

Митрополит Петр и кн. Иван Калита поливают древо государства Московского. Фрагмент иконы из Чудова монастыря Московского Кремля, нач. XVII в. Истома Савин

Близ этой колокольни находится огромная башня старинной постройки, на высоком основании из больших камней. Внизу ее помещена царская казна, а наверху церковь Рождества Богородицы с красным жестяным куполом в форме груши. Справа и слева висят два огромных колокола. Один с древних времен назывался Царицыным, в него звонят под воскресенья и в праздники. Другой колокол — патриарший, звуком ниже; в него ударяют ежедневно утром и вечером. Все церкви и монастыри ждут удара в этот колокол, и как только в него ударят — если это будет после восьмого часу дня, то в него ударяют непрерывно целый час несколько человек — тотчас же за ним звонят в Чудовом монастыре, а потом в других.

Что же касается приходских церквей, то в них ударяют только по прошествии часа дня, а выходя из них — в четвертом часу. Таков у них обычай во все дни года. Если же будет воскресенье или особый праздник, то все ходят из церкви после пятого часа.

Близ этой колокольни находится другая, большая колокольня — четвероугольной постройки с таким же куполом, разукрашенная цветными изразцами. В ее куполе висит самый огромный колокол. Когда мы увидели и услышали его, то пришли в изумление. Мы измерили его окружность, и оказалось 62 пяди; толщина его края — один локоть; а высота — более пяти локтей. На нем висят с двух сторон сверху донизу весьма большие камни на веревках, чтобы он не качался и звонить в него было легче. В известное время несколько человек снизу раскачивают эти веревки. Его железный язык, быть может, по объему равняется одному из больших колоколов: десять человек, стоя внутри, насилу могут раскачать его.

Этот колокол создает звук, подобный грому; не только стоящие подле него не слышат, что кричат друг другу, но и те, которые находятся внизу, и даже те, которые стоят в соборе и других церквах.

В прошлом году мастера по приказанию царя[91]сделали колокол в восемь тысяч пудов, а железный язык его в 250 пудов. Над ним работали непрерывно целый год. Когда его повесили, царь приказал звонить во все колокола в городе, потом зазвонил этот колокол, и его звук покрыл все те. Тогда его спустили, и царь приказал его разбить. Развели вокруг него сильный огонь, и он весь растрескался на куски.

В зимнее время, когда ночь бывает длинная, если нет праздника, начинают звонить в одиннадцатом часу ночи; если же воскресенье или особенный праздник — то в девятом часу. В летнее время звонят к вечерне в четвертом часу, перед закатом солнца после девятого часа и к утрене в четвертом часу ночи — это по будничным дням. Накануне воскресенья и праздников звонят с вечера до истечения одного часа ночи.

Всего больше нас донимал колокольный звон, от гула которого дрожала земля, в канун воскресений и праздников, которые непрерывно следуют друг за другом, равно как и звон на заре, с полуночи до утра, ибо в этом городе несколько тысяч церквей, и каждая, даже самая маленькая и бедная, имеет по десять больших и малых колоколов.

После многих расспросов я осведомился у патриаршего архидьякона о числе церквей в этом городе, и он ответил, что их более четырех тысяч. В Константинополе и Антиохии, наверное, не было столько тысяч церквей и колоколен».

* * *

Вот небольшой фрагмент рассказа о колоколах Иоганна Филиппа Кильбургера:

«В Москве на реке Неглинной есть Литейный двор, который русские зовут Пушечным двором. Здесь льют пушки и колокола. У них есть несколько мортир необычайной величины и колокол, который, без сомнения, величайший во всем свете. Он вылит русским мастером в 1654 году и только через двадцать лет поднят и повешен близ большой церкви и колокольни Ивана Великого посредством двух новопостроенных очень высоких столбов и хорошо выдуманного рычага одним царским сторожем. Вес его приблизительно 11 тысяч пудов, язык длиною в 22 фута, а весом 440 пудов.

После девятимесячных больших усилий поднят был сей колокол; дошли было уже до того, чтобы только с подмостков поставить его на назначенное место, как по неосторожности потянули его очень сильно, отчего он упал на другую сторону церкви ушами так, что одна треть ушла в землю, но сам, однако же, не разбился».